Восемнадцатый век можно бы назвать счастливым для России: как в начале его, так и в конце, престол занимали лица несомненно отмеченные печатью государственного гения и в равной мере имеющие право на присвоенные им наименования "великих". По духу своей деятельности, по желанию, не оставшемуся пустым звуком, возвеличить Россию не только блеском внешних побед, но и широтой экономических преобразований, и, выражаясь языком современных дипломатов - ввести ее в концерт европейских держав, Екатерина II явилась истинной преемницей Петра I.

Крупное значение законодательно-благотворительной деятельности Петра Великого, в общем, достаточно выяснено. Позволю себе в настоящее время набросать картину деятельности в этом отношении Екатерины Великой, причем в виду наличности двух слагаемых в вопросе о призрении - борьбы с профессиональной и притворной нищетой и помощи действительной нужде, рассмотрю отдельно каждое из этих слагаемых, обратившись прежде к первому.

В "дополнении к Большому Наказу", в ст. 560, выражается мысль, начинающая только в наше время входить в сознание общества, о двойственной задаче благотворительности и тех элементов, равнодействующей коих является истинное призрение. В указанной статье изложено, что нищие "привлекают к себе попечение… во-первых в том, чтобы заставить работать просящих милостыню, которые и руками и ногами своими владеют, а притом чтобы дать надежное пропитание и лечение нищих немощным". Следовательно, признаком деления нищих взята их работоспособность: для нищих трудоспособных нужна помощь трудом, работою, трудовая помощь, а для нищих, потерявших способность к труду, - "пропитание и лечение", т.е., то, что я называю "чистой благотворительностью". Однако, следует заметить, что текст статьи, вносящей совершенно правильную классификацию, несколько не полон: способными к труду признаны лишь владеющие руками и ногами; но ведь владение конечностями не служит еще непременным признаком работоспособности, и посему на терминологию разбираемой статьи следует смотреть, как приблизительную, примерную, а не исчерпывающую; к тому же, статьей упущены из виду меры предупредительной благотворительности, при значительном развитии коих, конечно, сократится необходимость и в трудовой помощи, и в чистой благотворительности; сверх сего, как будто оттеняется большее значение борьбы с нищетой по сравнению с помощью ей, и обе равнодействующие признаются как бы неравнозначащими: помощь является как бы придатком, дополнением к борьбе.

Нищенство в виде испрашивания подаяний рассматривается, как явление, запрещенное законом. Указом от 8 октября 1762 г. "накрепко подтверждено", чтобы "нищие в Москве для прошения милостыни по миру отнюдь не ходили, а на улицах и перекрестках не сидели" 1 . Указом от 26 февраля 1764 г. вновь подтверждено, чтобы "никто ни под каким видом по улицам не шатались, и милостыни просить не отваживались", для чего "всем полицейским командам, в силу указов, наиприлежнейшее иметь осмотрение". Забранные, или, по выражению указа, "взятые" главной полицией в прошении милостыни "разнаго звания люди, до надлежащаго об них разсмотрения" дела, получали "кормовыя деньги, по 2 коп. каждый", из средств коллегии экономии. Указом от 27 февраля 1772 г. опять предписывается Московской полицмейстерской конторе "собирающих милостину и праздношатающихся чрез частных офицеров ловить". Однако, нищенство и бродяжество, по-видимому, не прекращаются; требуются новые мероприятия: "праздношатающиеся", кроме жителей самой Москвы и Московского уезда, определяются в "нижние служители Московской полиции"; на выборных старост и сотских, виновных в допущении экономических крестьян к прошению милостыни, налагается, с каждого пойманного нищего, двухрублевый штраф, который шел на содержание работного дома; в круг обязанностей городничего включена, между прочим, обязанность иметь наблюдение за тем, чтобы нищих, "буде работать могут, заставить чинить улицы и мосты вместо наемных обывателями, за что обыватели дадут им дневную нужную пищу". Наконец, учреждаются работные дома. В Москве под работный дом для мужчин был назначен "состоящий за Сухоревою башнею прежде бывший карантинный дом", где "призреваемые ленивцы могли бы употребляться к работам" по пилению дикаго камня на казенныя и партикулярныя строения", а под работный дом для женщин - Андреевский монастырь, где женщины должны были привлекаться к "прядильным работам; ежедневная рабочая плата призреваемых была определена в 3 коп.". Рабочий дом в С.-Петербурге повелено устроить непременно к 1 мая 1781 г., в этот дом повелевалось отсылать, шатающихся в Петербурге в прошении милостыни и работою могущих прокормиться"; нишенствующих же по уездным городам надлежало отправлять "на Ямбургскую суконную фабрику, или на другия работы"; помещение для рабочего дома в С.-Петербурге было отведено на Васильевском острове, в прежних зданиях богаделен. Подобные же рабочие дома надлежало устроить и в прочих губерниях.

Как видно, в ряду законодательно-благотворительных мероприятий, трудовая помощь, как одно из средств борьбы с нищетой, завоевывает все более и более значительное место. С полною определенностью в рассуждении о мануфактурах Екатерина II пишет, что "особливо же надобно занимать работаю праздношатающихся в больших городах". А еще в XVII веке безразборчивая подача милостыни всякому нищему была обычным явлением: беспристрастный язык писцовых книг наивно передает, что, например, в городе Муроме в 1637 г. "люди бедные ходящие кормятца своею работою, а иные питаютца Христовым именем", в предположении, что оба вида добывания средств к жизни одинаково законны; в писцовой книге города Углича 2 на ряду с записью: "да у Филиппьевскаго мосту богадельная изба на посадской земле… а в ней живут нищие, кормятся широким подаянием", встречаются записи совершенно другого значения: "против Никольских ворот церковь святителя Николая… да церковной… земли… тридцать сажень… а на ней живут нищие и оброк платят Ростовскаго митрополита дьяку Алексею Устинову", или "церковь Рождество Христово… а на той церковной земле живут богадельные нищие из оброку". Словом, древняя Русь не различала форм благотворительности.

Совершенно иное замечается в характере русской благотворительности в XVIII веке. Сперва начинается преследование бродяжества и нищенства в Москве; при Екатерине II это запрещение распространяется на все губернские города, "ибо скитающиеся за милостынею не в одной здешней губернии находятся, но есть таковы, как всякому известно, везде довольно"........

Однако, относительно применения Екатериною II трудовой помощи следует сделать несколько пояснений. Во-первых, рабочие дома учреждались лишь в губернских городах, а "шатающиеся" в уездных городах должны были отсылаться "на фабрику или подобное тому место", где нищие, хотя и могли бы получить работу, а, следовательно, и избавиться от нищеты, но попадали, однако, в коммерческо-промышленное заведение, а не в благотворительно-воспитательное; во-вторых, рабочие дома и мануфактуры предлагали своим рабочим лишь заводско-фабричный или кустарный труд, а, следовательно, благотворительно-земледельческие колонии, как заведения трудовой помощи, были, по-видимому, упущены из виду; в-третьих, рабочие дома того времени не имели существенного признака современных домов трудолюбия, - в них отсутствовало условие временности призрения, ограниченности его известными сроками, а посему правительство, даже принимая во внимание зачаточное состояние обрабатывающей промышленности тогдашней России и недостатка рабочих рук, брало на себя едва ли посильную задачу - отыскание работы всем ее не имеющим; в четвертых, рабочие дома, учреждаемые по одному на каждую губернию и подчиненные местному губернскому органу - приказу общественного призрения, не имели объединяющего центрального управления, отсутствие коего, быть может, желательное в деле частной благотворительности при известной доле местничества и самолюбия частных обществ, было, между тем, здесь необходимо и по самой сложности трудовой помощи, и по новизне ее применения в России; наконец, основываемые рабочие дома "для наказания виновных", совершенно отличные по своим целям от рабочих домов, как благотворительных учреждений, кажется, совершенно излишне отнесены в ведение одного и того же приказа, с одной стороны отвлекая его от прямых благотворительных задач, а другой, неминуемо внося некоторую путаность в назначение этих различных учреждений.

Являясь таким образом убежденной сторонницей трудовой помощи, Екатерина II стремилась применять, между прочим, и один из видов этого рода помощи - общественно-благотворительные работы. Следует, впрочем, оговориться, что Екатерина II допускала, по-видимому, денежную помощь лицам, действительно нуждающимся, как это можно заключить из этого, что городовой маклер был обязан, между прочим, в определенные сроки раздавать кружечный сбор тем, кои "не могут приобретать работою свое пропитание".

"Хотя человеческое сердце и может делать многое, - говорит профессор Исаев, - но пауперизм - слишком важное явление, слишком тесно связанное со строем хозяйственной жизни, чтобы общество могло предоставить его ведению только сердца и отказаться от воздействия на него нормами закона". Если нужна поэтому организация вообще в благотворительном деле, то она нужна, она безусловно необходима при общественных бедствиях, являющихся, между прочим, одной из причин нищеты, притом нищеты не единичной, а массовой, нищеты целой местности. И здесь должна явиться, для спасения населения, не только одна чистая благотворительность в виде, например, обыкновенной раздачи денег или материалов, в безвозвратное пособие или в ссуду, но и трудовая помощь, в виде общественных работ, - и к тому же в несравненно большем объеме, чем вышеприведенное денежное вспомоществование.

Как бы сознавая справедливость библейского изречения - "благовременная милость во время скорби, как дождевыя капли во время жары", Екатерина II применяла оба указанные вида благотворительной помощи при тех нередких народных бедствиях, которые постигали при ней Россию.

В 1768 г., после пожара в Астрахани, было повелено выдать погорельцам строительные материалы в ссуду на десять лет без процентов. Указом от 6-го июня 1763 г. предписывалось, вследствие Московского пожара, во время которого "кроме казеннаго строения, одних обывательских домов погорело 852, да людей 33 человека", выдать погорельцам в ссуду сто тысяч рублей без процентов на 10 лет, а кроме того, на сто тысяч рублей "заготовить для каменнаго строения принадлежащих материалов" и, "купя на мимоидущих барках на год хлеба, выдать безденежно одним тем, кои работать не в состоянии, потому что прочие, которые еще в силах, могут прокормиться своими трудами, особливо при будущем ныне тамо не малом строении". В этом указе обращает на себя внимание признание необходимым употреблять, в видах противопожарных, вместо дерева - камень; с благотворительной же точки зрения он заслуживает замечания о том подчеркнутом различии, которое в нем проводиться между помощью неспособным к труду и работоспособным. Следующим указом, от 26-го октября 1771 г., повелевалось, с целью "доставить благозаслуженное пропитание и истребить праздность, всяких зол виновницу", определить нуждавшихся "к работе по увеличению камер-коллежского рва"; ежедневное вознаграждение за труд было определено для мужчин в 15 коп., а для женщин - в 10 коп., выходившим же на работы с собственными инструментами указанная заработная плата увеличивалась на 3 коп.; главным руководителем работ был генерал-поручик, сенатор и кавалер Мельгунов. В разбираемом указе ясно выражен взгляд на леность, как на "виновницу всяких зол", и на трудовую помощь, как на помощь, доставлявшую не позорное или недостойное, но "благозаслуженное пропитание". Указом от 2-го декабря 1774 года, данным на имя Воронежского губернатора Шетнева, приказывалось, с целью доставить трудовую помощь пострадавшему от неурожая населению, "зачать делание рвов около… городов, за умеренную денежную или хлебную из казны плату, всякому полу и возрасту людей, ибо кто не может рыть землю, тот носить оную будет"; для того, чтобы не поколебать организовываемой трудовую помощью экономического равновесия не постигнутого бедствием прочего населения, признавалось необходимым пояснить, что "таковыя работы должны быть добровольны, отнюдь не нарядом и не с такою огласкою, чтобы из изобильных мест… работники стекались". В приведенном указе как бы оправдывается общедоступностью выбранный род работы. Моровая язва 1771 г., внесшая большое опустошение в Московское население и, естественно, сильно расшатавшая строй общественной жизни, не осталась, весьма понятно, без внимания законодательной власти: указом от 15-го ноября 1771 г. "простой и никакого рукомесла не имеющий народ" привлечен к общественным работам по увеличению "с довольною платою", камер-коллежского вокруг Москвы вала.

Эти примеры с достаточною очевидностью говорят в пользу того заключения, что общественные работы начинают более и более применяться в качестве благотворительно-трудовой помощи. В законодательных распоряжениях Екатерины II ярко сквозит желание ввести в сознание населения взгляд на необходимость оказания помощи посредством труда. Далекая от законоположений Кая Гракха, установившего, как известно, продажу гражданам пшеницы ниже ее стоимости, или Клодия, пошедшего еще далее и допустившего безвозмездную раздачу хлеба, Екатерина Великая была гораздо ближе, по духу своего государственного воззрения, к гению труда, Петру Великому, с его изречением - взятым, кстати сказать, из священного писания: "праздный человек да не ясть", - с изречением, которое могло бы быть поставлено лучшим эпиграфом к биографии этого замечательного царя-труженика. России надлежало бороться с нищенством, надлежало даже при общественных бедствиях применять благотворительную помощь условно, трудом. Иначе и России грозила участь Рима, где, как известно, даровая раздача хлеба обходилась в 73 г. до Р. Х. в 10 миллионов сестерций (700.000 р.), а в 460 г. по Р. Х. - в 77 миллионов сестерций (5.300.000 р.), а каждый нищий, число коих достигало при Цезаре громадной цифры в 320.000 человек, добыв при условии занесения в список бедных, тессеру (иначе говоря, узаконенный патент на бедность), ежемесячно получал по 5 мер пшеницы из магазинов, а впоследствии - со времени Септимия Севера, еще масло, и со времени Аврелиана, кроме того свинину.

И Екатерина II применяла среди других благотворительных мер и общественные работы. След этого остался в вышеприведенных указах, большею частью вошедших в Полное Собрание законов. Но, строго говоря, весьма неправильно было бы строить свои заключения, только основываясь на этом памятнике, бесспорно сохранившем - спешу оговориться - драгоценнейшие черты по истории юридического и экономического быта прежней России. Не говоря уже о том, что полное собрание законов не отличается полнотой, оно, взятое в отдельности, может, в большинстве случаев, показать лишь стремление правительства к достижению той или иной цели и преподаваемые им с этой целью указания. Будучи же поставлено в связь с другими документальными известиями, беспристрастный язык коих, как язык очевидца, передает, в какой мере и при каких обстоятельствах получало действительное осуществление то или другое правительственное мероприятие, Полное Собрание законов является первостепенным источником. Сопоставление указываемых двух историко-юридических источников дает возможность выяснить, например, любопытные вопросы о том, насколько по известному предмету общественное мнение шло впереди законодательной деятельности или, наоборот, отставало от нее, насколько были удобоисполнимы предначертания правительства или, наоборот, теоретичны, насколько, наконец, они являлись злобой дня и санкционировали то, что уже применялось в действительности, вошло, так сказать в обычное право населения.

Обращаясь к тем немногим, имеющимся у меня под руками, данным о том, как было приводимо в исполнение распоряжение о благотворительно-общественных работах, можно все-таки сообщить несколько не лишенных интереса сведений.

В 1774 г. неурожай постиг Шацкую провинцию; последовало распоряжение о немедленном начатии земляных работ вокруг городов, допуская к работе лишь действительно нуждавшихся и притом жителей только своего уезда, "для доставления нужду терпящим средства к пропитанию и дабы они не рассеялись по другим уездам"; работы заключались в проведении рва и насыпке вала; в Темникове работами заведовал уполномоченный от воеводской канцелярии солдат Григорий Буханов; расплата производилась понедельно, хлебом - натурою, а на обувь и соль - деньгами; перебывало на работах 3.120 взрослых и 1.861 малолетних; по ограниченности средств, уделенных на работы, они оказали, в общем, слабое вспомоществование: на целый уезд было израсходовано 712 четв. хлеба и около 300 рублей деньгами. Конечно, это была лишь первая проба, первый опыт и, как таковой, он может быть признан удовлетворительным; поэтому, неудивительно, что с высоты престола эта попытка была одобрена и указом от 14 января 1776 г. предписывалось, в случае неурожаев, принимать "способ, который по Всевысочайшему Ея Императорскаго Величества благоизобретению действительным опытом утвержден в Воронежской губернии при городах, Троицком, Темникове, Верхнем и Нижнем Ломове и Наровчате и при населенных около Саратова иностранных колониях, состоящей в учреждении работать в ближайших уездных городах деланием рвов и земляного… за умеренную денежную или хлебную из казны плату вала". Эта хлебная помощь, применявшаяся еще слабо и в ограниченном объеме, составляла, однако, шаг вперед в деле благотворительности. Невольно, по этому поводу, припоминаются слова Monnier: "наука, законодательство, искусство, письменность, - все совершенствуется и развивается в мире; Бог допускает, чтобы точно так же улучшилось искусство благотворения, чтобы благотворительность, подобно торговле, открывала тысячи путей своего распространения и чтобы человек умножал свои душевные достоинства, как умножает он и свои знания".

______________________________

Припомнив страннолюбие 3 древнерусского общества, доходившее до того, что даже на иконах, например, Преподобного Сергия, святитель изображался с хартией в правой руке, на которой было написано - "имейте любовь не лицемерную и страннолюбие", станет с одной стороны понятным распространенность бродяжества в древней Руси, а с другой стороны и необходимость той борьбы с нищенством, как отхожим промыслом, которую volens-nolens должно было начать законодательство при все увеличивающимся бродяжном нищенстве. Позволю себе здесь, между прочим, заметить, что бродяжество могло развиться не только от страннолюбия первобытных обществ 4 , но и в силу того, по остроумному объяснению Мордовцева, обстоятельства, что "в первобытном человеческом обществе все члены его должны быть и звероловами, и пастухами, и земледельцами… равным образом все они должны быть воинами… понятно, для неспособных к физическому труду, оставался лишь умственный"; отсюда бродящие русские калеки, распевающие сказанья про старину, или древнегреческие слепцы, вроде Гомера, слагающие рапсодии.

Как бы то ни было, но правительству следовало принять запретительные меры против бродяжества. И, действительно, устанавливается мало по малу довольно строгая паспортная система: для свободного проживания в столице требуется предъявление "прокормежнаго письма". Из документальных данных, относящихся к 1728 году, можно составить себе некоторое об этом понятие. Так, у крестьянина Кирилло-Белозерского монастыря Семена Мукина бывшее у него покормежное письмо сгорело во время пожара пеньковых амбаров, где он работал, и его без паспорта никто не принимал "ни на работу, ни на прожитье": митрополит Питирим довольно часто выдавал лицам, потерявшим прокормежные письма, временные виды на жительство; потеря же писем была не редкостью: Суздальского девичьего монастыря села Новоселка крестьянин Артемьев, работавший с детьми на барке с плитным камнем, утерял письмо "во время шторма". Всречались и подложные покормежные письма, выданные, например, за незаконной подписью бывшего дьяка Вологодского архиерея Феодора Тихомирова. Любопытен один эпизод с покормежным письмом: проживал на Охте, в течение восьми лет, Яков Васильевич; к нему прибыл из провинции брат Гавриил, крестьянин Воскресенского монастыря; для явки паспорта в Синодальной канцелярии (т.е. по-современному, прописки), братья вышли из дому, направились к Неве, но, за неимением денег для уплаты за перевоз, Гавриил остался на правом берегу Невы, а переправился через реку один Яков, который, явившись с паспортом Гавриила в Синодальную канцелярию, предъявил его там, назвавшись Гавриилом; паспорт был найден подложным, началось расследование дела и оба брата понесли наказания, были биты кошками, а Гавриил, кроме того, выслан из Петербурга, причем в вину им было поставлено: Якову - то, что он назывался не своим именем, а Гавриилу - то, что он, зная свой "порок", не явился в канцелярию лично…

Екатерина II как бы прикрепила бедность к месту и указом от 19 декабря 1774 г. вменила в обязанность "всякому, имеющему далее 30 верст от жительства своего отлучиться, должно иметь печатный плакатный паспорт, да и то, если он не для прошения милостины, но для какой-нибудь работы".

______________________________

В разумном понимании пользы трудовой помощи, Екатерина II сознавала в то же время необходимость организации общественной благотворительности. Блестящим памятником ее законодательной в этом отношении деятельности являются "приказы общественного призрения".

Установление этих административных органов благотворительности относится к 7 ноября 1755 года, когда был опубликован указ "Учреждения для управления губернии Всероссийской Империи"; двадцать пятая глава этого замечательного указа целиком посвящена положению "о приказе общественного призрения и его должности".

Приказ общественного призрения учреждался по одному на каждую губернию, в составе председателя - местного губернатора и членов - двух заседателей верхнего суда, двух заседателей губернского магистрата и двух заседателей верхней расправы, где последняя имелась; кроме сего, в случае встретившейся в том надобности, на заседание приказов могли приглашаться, на правах совещательных членов, уездной дворянский предводитель и городской голова. В заведывание приказа входили: школы, учреждения для сирот и больных, богадельни, дома для неизлечимо больных и для сумасшедших, а также работные и смирительные дома. Приказы подчинялись непосредственно Императрице. В виде первоначальных денежных фондов было отпущено каждому приказу из губернских сумм по 5,000 рублей, причем суммы эти, для увеличения средств, разрешалось отдавать в ссуду под залог недвижимого имущества, при условиях нахождения такового в той же губернии, на срок не более года и в размере от 500 до 1,000 рублей "в одни руки". По заведыванию школами вменено в обязанность изъятие телесных наказаний для детей; больницы надлежало строить "вне города, но близ онаго, вниз по реке, а отнюдь не выше города, но близ"; богадельни указывалось строить отдельно для мужчин и отдельно для женщин; учреждение, помимо больниц, самостоятельного дома для неизлечимо больных признавалось необходимым в том вполне справедливом соображении, что "случаются болезни таковыя, кои по существу своему бывают неизлечимы и в госпиталях или больницах число неизлечимых неимущих занимать будет места без пользы тех, кои, будучи одержимы временными болезнями, могли бы получить пользованием излечение в госпиталях или больницах"; в виде примерных работ, кои могли бы быть введены в работные дома, указывалось для Москвы - "каменья плит", а для прочих мест - "приготовлять лен или прясть"; наконец, относительно смирительных домов было изложено, что туда могли помещаться, между прочим, непослушные дети, порочные люди, "раззорители" (по современной терминологии, расточители), по повелению губернатора, или по заявлениям помещиков, хозяев, родителей или трех родственников, обязанных точно указывать обстоятельства, побуждавшие их прибегать к помощи смирительных домов; сравнительно строгий режим смирительных домов явствует из разрешения налагать на "роптивых и непослушных" телесные наказания, заключавшиеся в нанесении ударов плетью, однако в количестве не более трех за один проступок, или в заключении в "темную тюрьму" на одну неделю, или же, наконец, в посажении "на хлеб и на воду" на три дня. Помимо указанных благотворительных заведений не возбранялось вводить и другие, какого-либо иного типа. Заседания приказов были ограничены временем с 8 января до страстной недели.

Для выяснения значения учреждений приказов общественного призрения и той роли, которую они сыграли в развитии русской благотворительности, прежде всего следует припомнить авторитетные слова профессора Исаева. Являясь непоколебимым защитником обязательного общественного призрения, Исаев приходит к этому выводу из нескольких соображений; по его остроумному замечанию, человек, во-первых, весьма часто впадает в нужду, благодаря тем условиям общественной жизни, которые созданы не им и изменить которые он не в состоянии; во-вторых же, общественное призрение не принимает формы плодов не охраняемого дерева, с которого их мог бы без ограничения урвать каждый прохожий, и потому, при наличности ограничительных мероприятий, общественное призрение не может располагать к праздности. В то же самое время - спешу оговориться - профессор Исаев не умаляет значения и частной благотворительности: по его же словам, последняя, "ведомая из любви к делу, способна к гораздо более тонкому исцелению всех разновидностей нужды".

Поэтому сама попытка организовать общественное призрение заслуживает полного внимания и одобрения. Кроме сего, разбираемое законодательное мероприятие Екатерины II отличается многими достоинствами: весь задуманный строй общественного призрения был проникнут началом гуманности - телесные наказания были допущены лишь в смирительных домах, а безумные признавались подлежащими призрению в специально-устроенных для сего заведениях; далее, система отличалась стройностью и предусматривала целую сеть благотворительных учреждений; начало централизации отсутствовало, а это могло со своей стороны способствовать к возникновению соревнования одних губернских властей с другими и тем споспешествовать делу устроения призрения; к участию в благотворении были привлечены лица, вполне материально обеспеченные, что клонилось к уменьшению расхода на содержание личного состава и служило залогом более обеспеченного расходования и хранения благотворительных денежных сумм; наконец, разрешение приказам заняться, помимо благотворительных задач, еще и финансовыми операциями по поземельному кредиту давало возможность осуществить общественную благотворительность, требующую вообще особенно значительных денежных средств, без особых, материальных жертв со стороны правительства.

Но при безпристрастном анализе института приказов общественного призрения, нельзя не сознаться в том, что обстоятельства, способствовавшие улучшению постановки благотворительного дела, в то же самое время влекли и невыгодные для сего последствия. При отсутствии центрального органа, приказы могли идти в разброд и совершенно непроизвольно тратить свои силы на разрешение таких вопросов, удовлетворительный ответ на которые уже найден кем-либо другим; неимение какого-либо, по крайней мере, контролирующего или инспектирующего органа должно было сказаться также не в смысле выгоды вводимой системы; лица, входившие в состав приказов, невольно вносили в живое дело благотворения элемент бюрократизма, всегда несколько мертвого и склонного к канцелярскому формализму; в состав этих приказов, носивших строго светский характер, не были привлечены духовные лица, а их присутствие могло бы соединить церковную благотворительность со светской и, во всяком случае, повлиять к уничтожению розни между этими двумя родами благотворения; не был привлечен к деятельности призрения и неслуживый элемент из опытных местных деятелей на поприще благотворительности, а между тем, принимая во внимание территориальность системы приказов, этот именно элемент являлся несравненно более местным, чем меняющийся, "кочующий" состав чиновников; ограничение времени заседания приказов приблизительно тремя месяцами в году, естественно тормозило дело; наконец, следует представить всю сложность поставленной приказам задачи, усугубляющейся еще приемом под залог поземельной собственности, чтобы выразить удивление тому, как не пали под бременем этой задачи приказы, имевшие должностными лицами людей, уделявших делу благотворения лишь свой служебный досуг и невольно обреченных обращать дело призрения не в профессиональное, а любительское.

Все изложенное, конечно, объясняет существование двух противоположных мнений о приказах общественного призрения. Оба мнения в равной мере и справедливы, и не справедливы. Одни исследователи утверждают, что "приказы не оправдали возлагавшиеся на них надежды, за сложностью работ" 5 , что "приказы сделали многое по части больниц, но мало по части борьбы с нищетой" 6 . Другие же делали совершенно обратный вывод; преосвященный Антоний, современник введения приказов, в речи, произнесенный им 15 декабря 1779 г. при открытии Нижегородского наместничества, говорил: "Отныне стекания недужных, поверженных на распутьях, не услышим, ибо отверсты им живоносныя врачебницы; что увидим и услышим? увидим нищету в удовольствии; сирот честными гражданами; недужных веселыми, скачущих ногами и славящих Бога"; встречается и такой патетический возглас: "Екатерина не обременила народа новыми налогами 7 … изобрела средство совершенно новое… доход от оборота денег на банковом положении" 8 ; защитники такого мнения приводят в подкрепления своих заключений то соображение, что уже во 1803 г. капиталы и вклады приказов общественного призрения составляли около 9 миллионов рублей, в 1810 г. - около 18 мил. руб., в 1820 г. - около 36 мил. руб., в 1830 г. - 82 мил. руб., а в 1839 г., когда помощью общественного призрения пользовались 123000 человек, собственные средства приказов превышали 51 мил. рублей, а сумма вкладов - 98 мил. руб.

Конечно, и сама Екатерина II не смотрела на учреждение приказов общественного призрения, как на последнее слово благотворительного вопроса, понимая, как она писала по другому поводу, что невозможно "разделить… равно богатства, как монахом за трапезой хлеб делят" законоположение нуждалось в дополнении…

Введение в действие приказов совершалось постепенно. Первым приказом был открыт Новгородский - в 1776 г., а через два года в 1778 г. открылся второй - Тверской; на трехлетие 1779 - 1781 гг. падает открытие большей части приказов, в последний год царствования Екатерины - Волынский, Минский и Подольский. Таким образом, приказы были учреждены в царствование Екатерины в сорока губерниях из пятидесяти.

Принимая во внимание все вышеизложенное, по-видимому, следует склониться к мысли о признании учреждения приказов, как органов общественного призрения, актом большой государственной важности. Если общественное призрение не расцвело тем пышным цветом, надежду на который подавали ее первые отростки, первые бутоны и не обратило Россию, подобно Англии, в страну по преимуществу общественной благотворительности, то в этом, быть может, виновата после-Екатерининская деятельность, не вносившая в первоначально-набросанный эскиз необходимых поправок и дополнений. Помирить же два враждебных лагеря - приверженцев приказов и их противников можно, пожалуй, остроумным замечанием профессора Брикнера: "не только готовые и законченные результаты законодательной и административной деятельности правительств должны сделаться предметом исторического изложения, - но достойны внимания и дух, высказывающийся при таком труде, направление, в котором совершаются реформы, благие намерения, которыми руководствуются деятели".

______________________________

В заключении разбора вопроса о мероприятиях Екатерины II по борьбе с нищенством, следует упомянуть, хотя бы в двух словах, о совершившемся при ней почти совершенном закрытии "убогих домов" и прекращении "божедомской" благотворительности. Представляя кладбища для бедных, убогие дома с "божедомской" благотворительностью сыграли свою своеобразную роль в историии русской жизни и дожили до XVIII века. Еще в это, столь близкое к нам, время "божевик" являлся должностным лицом, назначавшимся магистратом для погребения при убогом доме тех, которые погибли насильственною смертью, или в так называемое одночасье, а также и тех, по смерти коих их дети отказывались, за нищетою, от их погребения. В Бессарбской области около этого же времени также существовали "гробокопательские цехи"; эти цехи, исстари учрежденные, состояли из людей, называвшихся "чоклами" и посвятивших себя цели "подбирать на стогнах и распутьях больных странников и отводить в госпиталь, погребать умерших разнаго звания и состояния людей без платы и смотреть за больными во время опасных болезней"; подобные цехи являлись остатками византийских погребателей или могильщиков (fossarii copitae), появившихся еще при Константине Великом или его сыне Констанции; сперва члены цехов погребали только мучеников и составляли род церковно-служителей, а потом распространили свою помощь и на всех нуждавшихся в ней; число членов при Константине Великом и первых его приеемниках достигало 1100 человек, Гонорий и Феодосий уменьшили их до 950, а Анастасий довел их до 1100 человек. В 1747 г. последовало в России распоряжение об удалении из городов убогих домов. А в 1771 году - убогие дома совсем закрыты. С закрытием же убогих домов прекратилась и та милостыня, о которой Снегирев писал: убогих отвозили в убогие дома, куда ежегодно в четверг на троицыной недели собирался народ с гробами, одеждами и саванами для мертвых, погребал мертвых и раздавал милостыню живым нищим.

Собственно говоря, божедомская благотворительность имела двойственный характер. С одной стороны в более раннее время, при узко-религиозном значении вообще благотворительности, она имела большое государственное значение, так как, без ее помощи, в больших городах оставались бы долгое время не похороненными трупы бедняков и лиц, умерших от какой-либо эпидемической болезни. С другой же стороны, при благотворительности, толкуемой в смысле политико-экономической задачи, она, действующая из религиозных побуждений, относилась, по своему происхождению, к благотворительности церковной. Посему, если в древней Руси к божедомской благотворительности примешивался отчасти оттенок политико-экономический и она стояла выше среднего уровня состояния тогдашней благотворительности, то в ХVIII веке, при преобладании экономического значения благотворительности, она, примешивая к благотворительности религиозный характер, обратилась в нечто архаическое, в пережиток прежних времен. И нет ничего удивительного, что при новом направлении благотворительности, эта безразборчивая раздача милостыни при похоронах сама собой осуждалась на вырождение, и во всяком случае ее уничтожение должно быть отмечено, как признак все более возраставшего значения экономической благотворительности.

Обращаясь к разбору второго слагаемого благотворительной деятельности, - к вопросу о благотворительной помощи, следует прежде всего остановиться на учреждении воспитательных домов.

Ссылаясь на пример западно-европейских стран - Голландии, Франции и Италии, генерал-поручик Бецкий представил в 1763 г. императрице "генеральный план" об устройстве в Москве воспитательного дома для призрения незаконнорожденных детей. Переданный на заключение трем сенаторам и действительным тайным советникам князю Якову Шаховскому, Никите Панину и гр. Миниху доклад Бецкого и мнения указанных сенаторов удостоились полного Высочайшего утверждения, и 1 сентября последовал Высочайший манифест об учреждении в Москве воспитательного дома. Гуманное мероприятие встретил сочувствие в передовых людях; Ломоносов писал по этому поводу: "блаженство общества вседневно возрастает"; Державин, обращаясь к Бецкому, восклицал: "ты милосердья полн, любви, спасал, хранил, учил, питал", а князь Потемкин отозвался, что "пером И.И.Бецкого водит человеколюбие". В массе же простого народа учреждение воспитательных домов не встретило особого сочувствия, что, конечно, объясняется предубеждением народа против незаконнорожденных; так что Синод был принужден разослать по церквам манифест, в двадцати тысячах экземплярах, с целью "содействовать благому начинанию императрицы". Закладка здания дома происходила 21 апреля 1764 г., в день рождения государыни; в день открытия было принесено девятнадцать младенцев; про первых из них было записано: "№ 1, Екатерина, по крестному отцу Алексеева, найдена в приходе Богоявления; № 2, Павел, по крестному отцу Петров, найден в Немецкой слободе"; имена этим младенцам, кстати сказать, вскоре умершим, были даны в честь самой императрицы и наследника.

Учреждение в Москве воспитательного дома нашло себе подражание в устройстве подобных же домов и в других городах. Указом коллегии экономии повелевалось "состоящих в ведомствах коллегии экономии в Нижнем Новгороде на нижнем базаре прежде бывших архиерейский дом с церковью и под нею покоями и со всем двором… отдать в Московский воспитательный дом для приему и воспитания в Нижнем Новгороде приносимых детей". Вскоре Бецкий, назначенный главным попечителем Московского воспитательного дома, предоставил новый доклад о "желательности учредить здесь в С.-Петербурге воспитательный дом", для которого находил "за способное место по берегу Невы реки, что прежде именовался Смольный запасный двор"; на этот доклад Екатерина II положила резолюцию: "быть по сему, а на доброе начинание 5,000 рублей возьмите из Кабинета". Из указа от 6 сентября 1772 г. видно, что открытие С.-Петербургского отделения Императорского воспитательного дома состоялось и в состав его совета входили: директор полковник Иван Моллер, духовник Ее Императорского Величества протопресвитер Иван Панфилов, лейб-гвардии оставной капитан-поручик Иван Левашов. Про прием первого ребенка было записано: "по полуночи в 10-м часу принят младенец; приносящая женщина объявила: крещена, имя дано Авдотья, по крестному отцу Михайлова, дочь Юдицкая, род. в 1770 г. в июле месяце, на ней крест оловянный, на алой ленте … рубаха холстинная, шапочка голубая, обложено блондою; природных пятен и знаков нет". Следующих два ребенка были тоже женского пола, и лишь четвертый принесенный ребенок был мальчик. Указом от 27 ноября 1773 г. дозволено в г. Осташкове, под присмотром тамошнего магистрата, "завесть дом для воспитания найденных и родителями оставленных обоего пола младенцев".

Забота правительства не ограничивалась, однако, одним лишь призрением незаконнорожденных; его цели были несравненно шире: как следует из 2 и 3 частей "Генерального плана Московского воспитательного дома для приносимых младенцев дома" И.И.Бецкого, дополнительно представленных в виде его доклада к членам опекунского совета (каковыми в 1767 г., были Н.Панин, гр. Эрих Миних, кн. Александр Голицын, гр. И.Чернышев) и вошедших в указ от 11 августа 1767 г., предполагалось "заводить в принадлежащих сему дому местах мануфактуры, фабрики, до художества и ремесла касающиеся, употребляя к тому искусных ремесленников и фабрикантов… у которых бы питомцы учились основательно мастерствам". Подобной мерой, помимо прямой цели - ремесленного воспитания призреваемых доказывается еще и желание распространения в России фабричного производства; кстати здесь отметить, что лишь в начале на должность учителей-мастеров допускалось назначение иностранцев, а впоследствии их надлежало заменить наиболее даровитыми бывшими питомцами.

Бесспорно воспитательные дома были учреждениями дорогими, требовавшими на свое обзаведение и текущее содержание больших денежных средств. Средства эти составлялись из доброхотных подаяний. Был установлен особый кружечный сбор; на выставленный в церквах кружках была сделана красноречивая надпись: "благочестивая и человеколюбивая монархиня наша, Ея Величество, храняй заповедь Божию, устрои дом, для воспитания младенцев, с Христом изрече им слово евангельское: и вы живи будете". Сама Императрица пожертвовала на устойство дома 100,000 руб. единовременно и отпускала на содержание его ежегодно по 50,000 руб. Частные лица также вносили на этот предмет деньги; на воспитательный дом в Москве, в первые 5 лет его существования поступили пожертвования от гр. Бестужева-Рюмина - 7,421 руб., Глебова - 2,326 руб., гр. Сиверса - 1,000 руб., Панина - 1,466 руб., Нарышкина - 1,307 руб., Скабронского - 1,300 руб., Строганова - 2,300 руб., кн. Голицына - 2,300 руб., кн. Долгорукого-Крымского - 1,800 руб., всего 20,220 руб.; Демидов поручил взыскать 20,000 руб. с князя Оболенского, уступив взыскать со всей суммы в пользу воспитательного дома 3%; сам Бецкий из 400-тысячного оставшегося после его смерти капитала завещал 163 тысячи рублей воспитательному дому. С целью поощрения жертвователей была установлена выдача им медалей и, кроме того, жаловались чины камергера от коллегии лицам, вносившим ежегодно по 600 руб., и коллежского коммиссара - вносившим единовременно не менее 100 руб.; однако приток таких частных пожертвований был весьма ограничен: как следует из сохранившихся данных, чина камергера от коллегии за пожертвования никто не получил, а чин коллежского коммиссара получило не более 48 человек: в 1765 г. - один человек, в 1766 г. - девять, в 1769 г. - трое, в 1770 г. - трое, в 1771 г. - шесть, в 1773 г. - один, в 1776 г. - один, в 1777 г. - двое, в 1778 г. - один, в 1779 г. - двое, в 1781 г. - один, в 1782 г. - один, в 1783 г. - один, в 1785 г. - двое, в 1787 г. - один, в 1788 г. - трое, в1791 г. - четверо, в 1794 г. - четверо и в 1795 г. - двое; как видно, проходили целые годы без пожалований чинов за взносы денег и, во всяком случае, вначале подобное пожалование было более частым явлением; покупка таких чинов была совершенно отменена в 1797 г. На поддержку и развитие домов шли конфискованные имения и был введен сбор с "публичных позорищ" 9 , в размер четвертой его части; с двадцати указанных "позорищ" было собрано 200 руб. Указом от 31 марта 1774 г. повелено отключать в воспитательный дом "хранящиеся в таможнях деньги, вырученныя за проданные товары неизвестным людям". Правительство прибегало к таким паллиативным мерам, как освобождение от взыскания пошлин с "аптекарских материалов", "вывозимых для воспитательнаго дома". Интересно отметить еще одно любопытное обстоятельство: издатели журнала "Кошелек" (1771 г.) постановили за каждое иностранное слово, употребленное ими, установить штраф в 5 коп. в пользу воспитательного дома; 10 .

Было ли чем-либо новым мероприятие Екатерины II о призрении покинутых детей? Далеко нет: примеры этого рода призрения встречаются в истории благотворительности, как всеобщей, так и русской. Еще в 315 году Константин Великий отправил в Италию к городским магистрам следующую инструкцию: "если отец или мать вам принесут ребенка, выростить коего им самим мешает отсутствие для того у них средств, то обязанности вашей должности заставляют вас, без всякого промедления, доставить ребенку пропитание и одежду, потому что удовлетворение потребностей только что родившагося ребенка - неотложно; средства империи и мои вознаградят, без сомнения, ваши издержки". Касаются воспитательных домов и капитулярии Карла Великого, про большинство которых, действительно, можно сказать, что они "представляются скорее произведением епископа, чем короля". Папа Иннокентий III, осведомившись о том, что рыбаки вылавливают сетями много трупов младенцев, устроил в 1198 г. в больнице Св. Духа отделение для приема шестисот подкидышей. Петр Великий, быть может, пользующийся уже готовым примером Новгородского митрополита Иова, устроившего в Новгороде дом для подкидышей, положил начало, как известно, воспитательным домам в России. Но дело подобного рода призрения не пошло вполне успешно, и лишь Екатерина II положила ему более или менее прочное основание. По всей справедливости ее сподвижником в этом отношении, как это легко усмотреть и из предыдущего беглого очерка, должен быть признан Бецкий. Про него с полным правом можно сказать словами биографа, отнесшего его к числу "достопамятных людей русских", что "имея возвышенныя чувства, ум образованный, он в особенности старался извлекать пользу для облегчения бедствий незаконнорожденных, которые без покрова и имени, часто лишаются жизни, увидев только свет, или влачат жизнь горестную, лишенную воспитания, способов к прокормлению себя, проклиная виновников бытия своего".

Совершенно другой вопрос - вопрос о том, в каком объеме была осуществлена мысль об учреждении воспитательных домов и принесли ли они всю ожидавшуюся от них пользу. И здесь существуют два разноречивых мнения. Князь Щербатов, в своем известном, но отличающемся пристрастностью взглядов, сочинении "О повреждении нравов России" отзывается о воспитательных домах весьма не лестно; по его словам в них "множество малолетних померло, а и по ныне, через двадцать слишком лет мало, или почти никого ремесленников не вышло". Другие, подобно Бантыш-Каменскому, отзываются через-чур восторженно. Конечно, крайние мнения не вполне справедливы; они дышат той прямолинейностью взглядов, каковые не могут иметь места в приложении к общественным вопросам, и тем отсутствием необходимой сдержанности, которое не допускает признать их в силе вполне уравновешенных заключений. В деятельности воспитательных домов были и темные стороны, безусловно оправдывавшиеся сложностью самого дела, и светлые, выкупавшие с лихвой недостатки этих домов.

С целью приучения малолетних к ремеслам, при воспитательном доме состояло четыре мануфактуры: фабрика шелковых чулок, основанная в 1769 г. по заключенному с Ге контракту, фабрика карточная, основанная в 1774 г. по контракту с Мотье, мануфактура бумажных материй и мануфактура шерстяных чулок; две последние мануфактуры основаны в 1778 г.

С целью придать жизненность воспитательным домам, в состав опекунского совета были назначены лица, не отличавшиеся только аристократическим происхождением или материальною состоятельностью, но энергичные и преданные этому делу. Первым опекуном, с 19 сентября 1763 г., состоял капитан Измайловского полка Михаил Семенович Похвиснев, а - вскоре, членами совета были назначены: полковник Тютчев, коллежский советник Френев, лейб-гвардии секунд-майор Болтин и надворный советник Умский, и уже 14 октября происходило первое заседание совета.

С целью вызвать общественное сочувствие к деятельности воспитательных домов, отсутствие какового главным образом сказывалось на небольшом числе приносимых в первые года детей, и в виду желания вообще развить эти учреждения, было признано необходимым, чтобы священники возбуждали народ к первоначальному призрению младенцев и доставлению их затем в воспитательный дом, С.-Петербургский или Московский, где воспитателям и уплачивалось за каждого приносимого, по 10 руб. - за двухлетнего ребенка, по 18 руб. - за трехлетнего, по 24 руб. за четырехлетнего и по 30 руб. - за пятилетнего.

С целью увеличения денежных средств была учреждена Сохранная Казна, выдававшая ссуды под залог, сперва движимых, а затем и недвижимых имуществ. Первый заклад движимых имуществ был произведен 27 августа 1772 года вдовой генерал-майора Софией Степановной Чарторыжской, заложившей серебренный сервиз за 1000 рублей, а недвижимых имуществ в ноябре 1773 года - придворным кафешенком Петром Мышляковским, заложившим за 6000 рублей дом. В 1791 г. залогов было выдано на 650 845 руб., 23 коп., а в 1795 г. - на 808 060 руб., 59 коп.; minimum залога под движимости был установлен в 10 руб., а maximum - в 1000 руб. Как видно, операция по выдаче ссуд, бывшая некогда, при первом своем появлении в Италии, благотворительным учреждением, обратилась в чисто коммерческое предприятие, притом совершенно лишавшее менее состоятельных людей возможности обращаться к его помощи вследствие ограниченной ссуды такой сравнительно крупной суммой как десять рублей. Конечно, установление такого minimum"а тогда же вызывало возражение современников, предлагавших брать хотя бы двойные ссуды, но опекунский совет не признал возможным понизить minimum, во первых, потому что в таком случае прибегали бы к ссудам бедные люди, которые по его мнению, могли полученные в ссуду суммы употреблять на пьянство, а во вторых, взимание двойных процентов за мелкие ссуды было бы тягостно для бедных и "дому может навлечь нарекание в корыстолюбии".

Обращусь, наконец, к вопросу о смертности детей, призреваемых в воспитательном доме, при чем для своих выводов буду пользоваться статистическою ведомостью, приложенной к статье: "Спб. воспитательный дом под управлением Бецкого". Конечно, приведенные в указанной статье данные, касающиеся воспитательного дома в Петербурге за 27 первых лет его существования, представляют лишь сырой материал, но их комбинации могут привести к весьма любопытным заключениям. Прежде всего, между прочим, замечу, что число приносимых младенцев год от года постепенно увеличивается: с 1771 года по 1787 число поступивших детей колебалось от 457 до 976, а с 1788 г. - превышало 1052 человека. Отношение между числом принесенных в известном году младенцев и числом умерших в том же году было всегда одинаково: в 1770 г. был принесен 181 ребенок, из коих умерло 90, т.е. 50%, в 1771 г. умерло около 80%, а затем, коэффициент смертности колеблется весьма мало, равняясь приблизительно 100%; конечно, некоторые года представляли исключение; особенно несчастливыми годами были: 1776 г. (принесено 580, умерло 605), 1778 г. (принесено 609, умерло 649), 1781 г. (принесено 666, умерло 709), 1783 г. (принесено 748, умерло 793), 1785 г. (принесено 849, умерло 901) и 1789 г. (принесено 1052, умерло 1207); но были года счастливые: в 1773 г. принесено 582 ребенка, умерло - 404, в 1779 г. принесено - 596, умерло 503, в 1787 г. принесено 976, умерло - 787, в 1792 г. принесено - 1134, умерло - 977. Число же состоящих на призрении постепенно увеличивается; в 1771 г. число это составляет 604 человека, в 1776 г. удваивается, в 1786 г. учетверяется, а в 1795 г. - увосьмеряется, достигая в 1796 г. цифры в 5225 человек. Всего с 1770 по 1796 г. было принято 22439 детей, а родилось в доме 2719 человек; умерло же из них 20878 человек.

Таким образом, смертность детей следует признать весьма значительною, но и во Франции из принесенных в воспитательный дом младенцев умирало по 75, 80 и даже по 100 процентов. Высокая смертность повлекла за собой распоряжение о призрении детей до пятилетнего возраста частными лицами (о чем уже было изложено выше) и об отсылке детей на прокормление в деревни; последняя мера была принята после того, как Московский воспитательный дом в 1767 г. потерял из 1089 детей 1073.

Как бы то ни было, учреждение воспитательных домов следует поставить в основание при перечислении законодательно-благотворительных мероприятий Екатерины. Правда, они не только не достигли цветущего состояния, а даже едва ли исполнили вполне удовлетворительно свои функции. Но они имели данные для возможности усовершенствоваться впоследствии; они почти разбивали то позорное наименование "незаконнорожденных", ложное предубеждение против коего дожило до наших дней; они вносили более или менее организованную помощь общественной благотворительности в среду, которая ранее того почти совершенно была лишена помощи даже частной благотворительности. Воспитательные дома являлись доказательством гуманности и государственного ума Екатерины II…

Обращает на себя внимание забота Екатерины II о призрении душевнобольных.

Правда, зачатки такого рода призрения встречаются еще при Петре Великом и первых его приемниках. Интересны некоторые документальные по этому предмету известия. В 1728 г. был "взят без паспорта иноземец, который через переводчиков и католицкого патера Дедожу был свидетельствован и явился безумец", он был отправлен для призрения в Александро-Невский монастырь в надежде, что, узнав об его положении, его пожелает взять на родину кто-либо из пребывающих в Петербург на кораблях иноземцев. Лишившийся рассудка полковник Лев Селиванов отправлен в Николаевский Радовицкий монастырь, причем для наблюдения за ним отправлены вместе с Селивановым солдаты. Копиист синодальной канцелярии Василий Зеленин лишился рассудка; начальство Зеленина отозвалось о нем, что он вообще сильно пьянствовал и за это нередко "в чепи был держиван". Зеленин был помещен в 1728 г. в Троицко-Сергив монастырь, откуда через несколько времени, по выздоровлении, был снова возвращен на службу в коллегию экономии. Иногда "безумные" содержались вместе с колодниками. Стоит упомянуть о взгляде Ярославской юстиции на "безумцев", как на преступников; в донесении "дневального" Феодора Некрасова; 11 , между прочим, излагалось, что 5 января 1756 г. при выпуске колодников, "для прошения милостыни, оказалось, что содержавшийся в будке ярославец Федор Деулин, в шутках бросил шапкою в колодника, кой по часту бывает в безумии, Ивана Крылатского, а тот взял и расколол его на две части".

Таким образом, было призрение безумных до Екатерины II, если иногда, как видно из примера копииста Зеленина, "безумные" получали даже полное исцеление и возвращались к своим обычным занятиям, однако, оно было поставлено весьма неудовлетворительно и не систематично. Поэтому не удивительно, что Екатерину II озабочивала участь сумасшедших.

В собственноручной записке императрицы, от 1769 г., между прочим, записано: "монастырей положить число, и некоторые оставить для кустарных и раненых офицеров; другие для таких же солдат и унтер-офицеров, также для дольгауз" (т.е. домов для сумасшедших).

От первого же года вступления Екатерины II на престол имеется указ от 20 августа, касающийся призрения душевнобольных; этот указ ссылается на более ранний, от 23 апреля, в коем было предписано: "безумных, ежели родственники иметь оных у себя не пожелают, не в монастыри их определять, но построить на то нарочный дом, как то обыкновенно и в иностранных государствах учреждены дольгаузы", и подтверждает этот указ, "оному указу надлежит быть во всем в своей силе", однако, "пока упомянутый дольгауз построится, для таких безумных" приказывалось "назначить монастырь к тому способный". Как известно, безумные помещались в покоях при монастырях: Новгородском, Зеленецком и Андреевском-Московском. Указ от 1 июля 1768 г. как будто намекает на то, что особых домов для сумасшедших не было выстроено; указ признает необходимым принятия "сумасшедших людей, не имеющих своего пропитания, в те монастыри, где неполное число по штатам монашествующих состоит… ибо и сенат к преподаванию таковым несчастным страждущим людям помощи ближе сего способа не усматривает". Распространение обязанности призрения душевнобольных на все монастыри, имеющие неполный штат монашествующих, опять таки как бы отменяется следующим указом - от 6 ноября 1773 г., в коем, между прочим, изложено, что "для призрения сумасшедших правительствующий сенат назначивает ныне три места, то есть С.-Петербург, Москву и Казань". Указ от 17 ноября 1776 г., по поводу убийства отставным капитаном Ефимовым своей жены, снова говорит о призрении в монастырях, как о временной мере, до отстройки специальных домов, и подтверждает указ от 1762 г. Лишь в законе "О приказе общественного призрения", в ст. 389, встречается определенное указание на необходимость устройства специальных для душевнобольных учреждений, в ряду других общественно-благотворительных заведений; в этой же статье говорится также о возможности назначения служителями, при домах для сумасшедших, "отставных солдат, добрых и исправных". По-видимому, специальные дома для "впавших в безумие", действительно, учреждались; имеется, например, указание, что с учреждением Симбирской губернии в 1782 г. были заведены дом для призрения неимущих, дом для умалишенных и воспитательный дом.

Обращусь к вопросу о призрении воинских чинов.

Уже с конца XVII века к призрению воинских чинов начинают привлекаться монастыри. В челобитной от 7 июня 1685 г. отставные Псковские стрельцы, из коих некоторые прослужили более пятидесяти лет, пишут, что они "на многих боях и на приступах и на вылазках… бились против… государственных неприятелей", а в настоящее время "волочатся" в Москве четвертую неделю, "скитаясь" меж двор", и кормятся "христовым именем", посему эти стрельцы и просят: "велите, государи, во Псковских монастырей, где пригоже, нас, холопей ваших, постричь безвкладно"; на челобитную последовала резолюция: "постричь безвкладно Илюшку к Спасу на Мирожу, Максимка на Гремячюю гору, Алешку на Полонища". Челобитной "Симонова монастыря архиепископа Гавриила с братиею" от 31 августа 1682 г., испрошено разрешение на прекращение приема в монастырь "отставных надворной пехоты" сверх сорока семи человек, уже имеющихся в то время на призрении в монастыре. По царской грамоте, данной 17 ноября 1686 г. Новгородскому митрополиту Корнилию, освобождены от постоя отставных стрельцов "не домовые приписные" монастыри, "чтоб тебе", как говорит указ митрополиту, "перед своею братиею во оскорблении не быть". Петр Великий в особенности настаивал на призрении воинов в монастырях, а Елизавета Петровна положила начало специально-воинским богадельням - инвалидным домам.

Екатерина II, в начале своего царствования, оставляет монастырское призрение воинских чинов. Согласно указу от 24 августа 1762 г., надлежало лиц, "собственного пропитания не имеющих, а от военной и штатской службы оставленных за болезнями" - "на пропитание к монастырям отослать". Но уже в этом году допускается "инвалидно-поселенное" призрение, по коему следовало унтер-офицеров и рядовых, "которые явятся к военной службе способные, тех определять в гарнизоны или другие службы, а других, кои никакой службы понести не могут, а в таких еще не престарелых летах, что могут на поселении с пользою умножать общую сельскую экономию, то таковых отослать на поселение в Казанскую губернию, а оставить при монастырях и богадельнях таковых только, кои по старости своей или увечью, ни к одному, ни к другому способными не окажутся".

Некоторое время монастырское и поселенное призрение воинских чинов существует совместно. Но, наконец, развитое Петром I призрение в монастырях совершенно отменяется. Вызвавшие подобную отмену соображения, главным образом, заключаются в том, что "духовным властям… отставных, яко воинских людей, в надлежащем порядке, а тем военным людям в спокойствии под управлением и смотрением духовным быть весьма несходственно"; посему повелено; 12: "отныне на пропитании" в монастыри отставных военных "не посылать, а вместо того отправлять их прямо от военной коллегии в… выгодныя места, а именно: гвардии полков - в Муроме, а прочих в нижеследующия: в Вятскую провинцию в города Хлынов, Касимов, Арзамас, Шацк, Тамбов, Пензу, Лебедянь, Козмодемьянск, Чебоксары, Кадом, Алатырь, Темников, Перенск, Саранск, Нижний Ломов, Инзару, Путивль, Пронск, Козельск, Ряск, Бежецк, Зарайск, Сызрань, Уржум, Ярдин, Курмыш, Слободск, Козлов, Свияжск и Верхний Ломов, и того 31 город". В инвалидных поселениях повелено отводить от обывателей квартиры натурою, и кроме сего, "производить денежнаго жалованья", в следующем размере в год: 3 гвардии обер-офицерам по 100 р., 10 гвардии офицерам по 20 р., 200 гвардии капралам и рядовым по 15 р., а чинам не гвардейских частей: 15 подполковникам по 120 р., 75 майорам по 100 р., 150 капитанам по 65 р., 150 поручикам по 40 р., 300 подпоручикам и 300 прапорщикам по 33 р., 150 унтер-офицерам по 15 р. и 3 000 рядовым по 10 р.; всего, как видно, требовалось ежегодно 80 600 р. Посылаемые в юго-восточные города инвалиды, как свидетельствуют документальные данные, были почти исключительно людьми, потерявшими какую-либо способность к производительному труду. В "смотровом списке" 1778 г. находящимся в Шацкой инвалидной команде нижним чинам значится, что из 87 человек - 17 еще оказались более или менее годными для борьбы с Пугачевым, а остальные помечены дряхлыми, со сведенными руками и ногами, весьма престарелыми; один инвалид имел от роду девяносто девять лет. Слабая работоспособность инвалидов и их дряхлость нашли себе отголосок и в законодательном акте: указ от 24 апреля 1765 г. предписывает не употреблять "инвалидов в тяжелые караулы".

Наконец третий род воинского призрения составляло помещение их в инвалидных домах. К 1765 году было три инвалидных дома: в С.-Петербурге, Москве и Казани; в первом состояло 1972 призреваемых, в Москве - 2462 и в Казани - 332. Из указа же от 24 февраля 1765 г. видно, что вследствие значительности числа призреваемых в инвалидных домах была назначена особая Духовная Комиссия для расследования вопроса о положении и степени работоспособности инвалидов; Комиссия нашла в инвалидных домах - в С.-Петербурге 930 человек, а в Москве - 1175 человек "здоровыми, крепкими, пропитать себя могущими". Поэтому штатное число вакансий было уменьшено для Петербургского инвалидного дома до 500, а в Московском до 1000; дом же в Казани был уничтожен в 1780 г., когда последовало запрещение о дальнейшем приеме на призрение отставных чинов; в этом году было выдано призреваемым 390 руб., что соответствует, полагая по 5 руб. на человека, семидесяти восьми призреваемым. Установленный штат для инвалидных домов в 1 500 человек (500 в Петербургском и 1000 в Московском), при 240-тысячной армии и беспрерывных войнах, веденных Россией, можно бы было признать недостаточным, если бы воинские чины не продолжали приниматься в общие богадельни, а частью не отправлялись на поселение в инвалидные города. Наличность же всего этого заставляет признать воинов в царствование Екатерины II, как выражается один исследователь этого рода благотворительности, - "полным".

Стоит еще отметить, что инвалидный дом в Москве был основан во исполнение указа от 13 июля 1777 г.; для сего был куплен дом у камер-юнкера Салтыкова; на починку здания было отпущено две тысячи рублей; на текущее содержание дома было ассигновано коллегией экономии по 24 000 рублей на шесть лет; общее управление домом вверено Московскому обер-полицмейстеру Архарову. Открытие дома состоялось в 1779 г.; к сему же дому присоединена и больница, основанная в 1775 г. для отставных солдат на 100 человек; на постройку ее было повелено "употребить состоящие в ведомстве полиции бывшие хлебные магазины, да сверх того 500 рублей, собранные при Варварских воротах, и 14 000 рублей из провиантской суммы, подлежащей за отпущенную цену из полиции муку".

Позволю себе привести еще некоторые статистические данные о размере монастырского призрения воинов, касающиеся Углической епархии. Из ведомостей 1739 - 1741 гг. видно, что на пропитании содержались: в Воскресенском монастыре в Угличе "1 порутчик", получивший жалование 26 р. 66 1/3 к. и 1 прапорщик, получивший 5 р. 49 к. жалования деньгами и 6 четвериков хлеба натурою; в Алексеевском монастыре в Угличе 1 капитан, "2 порутчика", получавшие по 26 р. 66 к. жалованья каждый и 3 солдата, получавшие по 3 р. 66 к. деньгами и по 6 четвертей хлеба натурой; в Николаевском монастыре, на р. Улейме - 1 капитан, получавший 33 р. 33 к., 2 капрала, 5 солдат и 1 драгун, получавшие каждый по 3 р. 66 к. и 6 четв. 3 четверика хлеба…

Наконец следует упомянуть еще об именном указе Президенту Военной Коллегии князю Потемкину, от 26 февраля 1784 г., в коем повелевалось отчисляемые ежегодно кавалерской Думой на ордена Св. Георгия 5 000 р. употреблять на призрение воинских чинов, назначив "для пребывания таковых место в Чесме при церкви Св. Иоанна Крестителя".

На ряду с самими воинскими чинами, пользовались призрением и жены военнослужащих; так, указом от 14 марта 1763 г. предписывалось "отосланных и впредь отсылаемых из Московской полиции солдатских, драгунских матросских и рекрутских жен, канцелярии Синодального экономического правления принимая, определять в богадельни". Как можно заключить из текста указа, жены военнослужащих пользовались благотворительной помощью даже во время нахождения их мужей на действительной службе. При установлении инвалидно-поселенного призрения было ассигновано на вдов гвардейских чинов - 1 500 р., а армейских - 32 900 р., что, сравнительно с 80 600 р., ассигнованными на самих чинов, составит более 42%. Из цитируемых выше ведомостей 1739 - 1741 гг. города Углича, видно, что состояло на пропитании в монастырях: Алексеевском 4 солдатских жены, получавших по 4 четверти хлеба, а в Николаевском - две, из коих каждая получала по 3 четверти хлеба натурою.

Еще в 1839 г. один исследователь деятельности приказов общественного призрения; 13 весьма правильно усмотрел, что благотворительные заведения, подведомственные этому приказу, можно сгруппировать в три отдела: учреждения воспитательные и учебные, учреждения врачебные и благотворительные и учреждения исправительные, отнеся к последним "работные и смирительные дома". На каждой группе заведений деятельность Екатерины II оставила весьма крупный след. Из предыдущего изложения выясняется общий характер деятельности этой великой монархини по устройству воспитательных домов, по призрению душевнобольных и попечению о воинах. Остается сделать общий очерк ее мероприятий по остальным родам призрения.

Начну хотя бы с больниц.

Профессор Лешков; 14 , разбирая считавшееся классическим, но после, конечно, устаревшее сочинение Рихтера, посвященное истории русской медицины, и статью по тому же предмету известного исследователя по истории призрения Ханыкова, говорит, что в России не было принимаемо никаких благотворительных медицинских мероприятий, по Рихтеру до XVI века, а по Ханыкову - до половины XV столетия и что это обстоятельство Ханыков объясняет "простотою жизни тогдашнего народа". Конечно, подобное объяснение через-чур широко и не точно. Если нельзя считать за медицинскую помощь ту, которая подавалась древними монастырями, то, во всяком случае, отсутствие правильного медицинского благотворения скорее можно объяснить малой культурностью русского народа и зачаточным состоянием в нем науки вообще и медицины в частности. В более культурной стране - Польше - первые госпитали упоминаются в привилегиях и документах еще от XI века; монастырь ордена каноников регулярных, гошпитальных Св. Духа, переведенный в 1244 г. в Краков, имел "гошпиталь"; "гошпиталь" же имел и монастырь, основанный в 1222 г. в Сандомире, при чем общий надзор за этими монастырскими госпиталями имел местный городской магистрат; в 1775 г. был учрежден даже центральный орган для заведования больницами - комиссия для гошпиталей, а в 1778 г., 8 апреля, была разрешена лотерея в пользу гошпиталя младенца Иисуса и пиярского училища. В Риге больница для прокаженных была устроена в 1225 г.

От XVII века и даже конца XVI столетия имеются и для России несомненные данные о существовании в то время больниц. При Благовещенском Нижегородском соборе в XVII в. стояла Алексеевская каменная церковь, "между двумя каменными больницами; в длину простиралась она с больничными келиями на 24 сажени, а в ширину на 11 саж.". Во время оползня горы из-под Печорского монастыря 18 июня 1597 г. в Волгу, монахи и служители в больнице сохранились невредимыми. А раз были больничные служители, были и больницы. Патриарх Иоаким, грамотою от 9 апреля 1685 г. митрополиту Новгородскому Корнилию, приказал: "Николаевский Белой монастырь и с вотчинами и со всеми угоди… приписать в Софийский дом и… в том монастыре построить больницу для прокормления и покоя болящих, и питати их из вотчины того Николаевскаго Белаго монастыря". Токмаков, в брошюре "Каталог дел и рукописей аптекарского приказа" сообщает данные, из коих можно, между прочим, усмотреть, что в 1600 г. был отправлен из Москвы в Любек Роман Бокман для приискания врача; в том же году врач Каспер Фидлер подал прошение о принятии его на русскую службу; о том же имеется прошение врача Квирима Бремборха от 1628 г. Любопытны и сведения, проводимые Оглоблиным (расход. книга Киевской приказной избы, 1675 - 76 гг. ист. в ис. об-стве Нест. летоп., XI) и из коих видно, что при войсках Киевского гарнизона состояли лекаря, напр., Алексей Бединский, коему была в марте месяце выдана половина кормового годового жалования - 14 р. 6 ал. 49. "За ево работу лечебную раненых и больных людей", были и занимавшиеся "медициной" киевские жители цирульники - Максим Михайлов и Клим Прокофьев.

Екатерина II учредила целый ряд благотворительно-медицинских учреждений. 10 октября 1772 г. был открыт родительный дом; в 1770 г. состоялся указ об учреждении в Оренбурге госпиталя; в 1781 г., указом от 16 февраля приказывалось "купить домы для больницы в частях города, на левом берегу Невы лежащих"; в 1783 г., указом Новгородскому Тверскому генерал-губернатору от 23 февраля предписывалось завести больницу, причем на ее учреждение было отпущено из кабинета 3 000 р.; указом от 13 июля 1786 г. было сделано распоряжение о том, чтобы "госпиталь устроил в бывшем Межигорском" монастыре; из "росписи о государственных расходах на 1793 г." видно, что на "воспитательные домы и больницы" было израсходовано: "в губерниях… Петербургской - 15 417 р. 60 к. и Уфимской - 300 р." и "по счетным казначействам" С.-Петербурга - 4 480 р. и Москвы - 32 593 р. 32 к., а всего 52 790 р. 92 к.

И приведенных былых примеров, далеко, конечно, не исчерпывающих предмета, достаточно, чтобы признать, что благотворительно-медицинская деятельность Екатерины II отличалась весьма крупным размером.

Призрение в богадельнях издавна составляло распространенный вид благотворительной помощи на Руси. В XVII и XVIII веках богадельни не были редким явлением.

В 1684 г били челом великим государям "из Ярославля Игнатьевской Каменной богадельни нищие", в числе 170 челов., о безвозмездной выдаче им кваса; через три года, "богаделенные, что у земского двора, 80 человек", просили о даче кваса им против первых "вполы". Значит, в Ярославле были богадельни еще в XVII веке. При Печерском монастыре, в XVII столетии кормилось много престарелых, дряхлых и увечных людей, носивших характерное название "хлебояждцев". В 1684 году была устроена во Владимире патриаршая богадельня, на 18 человек; на ее строение было израсходовано 38 р. 27 ал. 2 д. из сорока рублей, взятых у Владимирских поповских старост Борисоглебского попа Трифона и Фроловского попа Василия. Из расходных записей патриаршего казенного приказа видно, что было израсходовано: на "жалованье и богадельни", в 1678 г. - 1 161 р. 93 к., в 1679 г. - 2 947 р. 16 к., в 1680 г. - 2 906 р. 52 к., в 1695 г. - 2 939 р. 34 к., на "нищих, панихиды и молебны" - в 1678 г. - 331 р. 59 к., в 1679 г. - 196 р. 65 к., в 1680 г. - 71 р. 22 к. и в 1695 г. - 85 р. 79 к. Интересна челобитная, поданная о смене богаделенного священника архиепископу Великоустюжскому и Тотемскому "его богомольцами Устюга Великого, Вознесенской церкви попом Афонасием Ларионовым да богаделенных изб нищими мужской избы старостою Кирилкою Васильевым, рядовыми Васькой Клементиевым… всего 13 рядовыми, да женской избы старостою ж Иришкою Венедиктовой и рядовыми Парасковьицей Харитоновой…, всего 9 рядовыми". Документ этот относящийся к 1704 г., т.е. к самому концу XVII века, помимо того, что доказывает существование богаделен в Устюге в это время, несомненно подтверждает и ранее высказанное мною замечание о том, что богаделенные нищие имели нечто в роде самоуправления и выбирали из своей среды старосту. В XVIII в. богадельни не были также редкими: в Казани, например, в 1745 г. было 6 мужских и 4 женских богадельни, по описи прапорщика Ивана Гублицкого. Приходившие в ветхость богадельни заменялись новыми: так, по отписке 1702 г., видно, что Петр I, во время пребывания в Вологде, приказал сломать старое здание тамошней богадельни, в коей содержалось одиннадцать богаделенных нищих, во главе со старостою Симеоном Дементьевым, и построить новую; средства для этого было повелено взять в размере 30 р. "из софейской казны на Вологде", а 11 руб., на отстройку сеней, из Прилуцкого монастыря. Монастыри, по-прежнему, продолжают призревать в своих богадельнях нищих; так, при Спасопреображенском или Четырехсвятском монастыре Саратовской епархии, содержались в 1742 г. двадцать одна вдова, "по своему убожесту", в возрасте от 52 до 90 лет.

Посему нет ничего удивительного, что и в царствование Екатерины II богаделенное дело продолжало постепенно развиваться.

Указом от 1764 г. предписывалось "для всяких разночинцев самых увечных" и не имеющих родственников, "которые б их питать могли", учредить "особливыя богадельни, из которых быть Московского архиепископа дома в Звенигороде, С.-Петербургского - в Ладоге, для того, что в резиденциях оных казенных богаделен иметь не полагается". Как видно из 6 пункта указа от 15 ноября 1771 г., после моровой язвы нищие, или как выражается указ, "ханжи и бродяги, ибо прямых нищих нет", помещены в Москве в Угрешном монастыре и "питались тамо и покоились под смотрением подполковника князя Макусова". В Саратове, в 1782 г., при Воздвиженском монастыре содержались две богадельни - мужская и женская. Любопытен договор Нижегородского купца Степана Михайлова Попова, заключенный им в 1774 г. со священником, старостою и приходом Нижегородского Благовещенского собора и по коему купец Попов обязался, вместо построенной при том соборе бывшим Нижегородским купцом Иваном Сиротиным "вкладной в тот собор богадельни", за ветхостью ее, поставить другую, на новом месте, по указанию местной полицмейстерской конторы; на старом же месте Попов, по выговоренному условию, мог устроить свои лавки; сверх сего Попов обязался ежегодно поставлять собору "по ведру красного вина и лучшаго ладана по шести фунтов". Иногда богадельни строились доброхотными пожертвованиями, иногда средствами приказа общественного призрения, пополняемыми как щедротами Императрицы, так и частными пожертвованиями. Так, о Трубчевске в 1779 г. имеется запись: "от приказа общественнаго призрения учрежденных школ нет, а имеетца для нищих две богадельни, кои построены доброхотнодателями"; в 1780 г. Нижегородские купцы, в общественном собрании, сделали приговор о сборе трехсот рублей в приказ общественного призрения, "по человеколюбию, на благотворительные предметы", разложив сбор по 20 к. с каждого рубля, платимого ими в однопроцентный с их капиталов сбор в казну, а с вновь приписанных в купечество из крестьян Благовещенской слободы по 10 к. с рубля; крестьяне же этой слободы для таковой цели собрали 200 р., сама Екатерина II жертвовала нередко деньги на благотворительные учреждения и приказы общественного призрения; в 1767 г. дворянство и купечество собрали, для постановки ей памятника, 52 000 р., но она отозвалась на это: "я лучше желаю воздвигнуть монумент в сердцах подданных, нежели на мраморе", и всю сумму, с присоединением еще 150 000 р. из собственных средств, повелела обратить на благотворительные учреждени, подобным же образом она поступила, когда осведомилась о намерении устроить ей триумфальную встречу, она написала из Смоленска князю Голицыну: "князь Александр Михайлович! встреча мне не нужна. Чего ради Я желаю, чтоб собранные деньги отданы были в приказ общественного призрения, на дела полезныя"; приписка к этому дышет непоколебимостью решения Императрицы: "сие есть непременныя моя воля, которую исполнить Вам предписываю".

______________________________

Обращусь к призрению детей.

Конечно, и древняя Русь знала такого рода призрение. Под 6582 годом в летописи записано: "аще кто коли принесяше детищь болен, кацем любо недугом одержим принесяху в монастырь"…, а, следовательно, при монастыре было какое то лечебное заведение для детей. Про училище, основанное Анной Всеволодной, профессор Гончаров говорит, как "о первом в России училище для воспитания девиц". Константин Всеволодович, при жизни еще отца, в 1209 г. построил на своем дворе церковь во имя архистратига Михаила и при ней училище, где "трудились иноки греческие и русские, учаще младенцев". Наконец, существуют еще записки в отдаточных книгах Солотчинскаго монастыря, от XVП века, вроде, например, таких: "на григорьевском поле вспахали на монастырский обиход детеныши 25 нив", или "конюшеннаго двора безродным сиротам 4 человеком, которые посылаются во всяких посылках и в вотчины и за лошадьми дано на платья по рублю"; по мнению автора приводимых записей, детенышами назывались, вероятно, приемыши и вообще воспитывавшиеся монастырем безродные сироты. Словом, призрение детей в древней Руси применялось, хотя и не носило такого распространенного и обычного характера, как то предполагают некоторые исследователи. К тому же название "сирот" в древней Руси не имело еще того ограничительного значения, какое это слово приобрело впоследствии, и весьма нередко оно распространялось и на взрослых крестьян, которые именно так названы, например, в грамотах Тверских князей к Отрочю монастырю, от 1361-1365 гг., и митрополита Киприана к Константиновскому монастырю.

Екатерина II, как бы в оправдание библейского изречения "тебе оставлен есть нищий, сиру ты быди помощник" и афоризма: "детство - сберегательная касса, в которую мы кладем сокровища для будущаго", сознавала, что помощь школами есть наилучшая для детей. Следы указанного взгляда находятся еще в "Начертании об приведении к окончанию проекта новаго уложению", где между прочим, признано нужным учреждение комиссии "о училищах и призрении"; подобное сочетание училищ с мерами призрения доказывает, что училища рассматривались, как предупредительное средство против нищеты; 15 . В связи с этим находится и другое законодательное распоряжение - в пункте 6-м "Инструкции Слободской губернии губернатору", коим предписывалось сирот, "ходящих по миру отдавать тамошним учителям тому, кто их взять пожелает". Школ однако было мало; так, наряду с известием о том, что открытый 2 июня 1779 г. во Владимире приказ общественного призрения под председательством правителя наместничества действительного статского советника Самойлова, открыл 22 апреля 1783 г. в построенных приказом домах, близ так называемого Потанина места, помимо больниц на 24 человека, даже для сумасшедших и смирительного дома, еще и школу, - имеется однако известие совершенно другого характера; из указа от 17 января 1774 г., между прочим, видно, что "дворянка Антона Ахматова жена, Анна Степанова, дочь Березиных", ходатайствовала о принятии, после скончавшегося ее мужа, трех ее детей в Новгородскую гарнизонную школу; тогдашний Новгородский губернатор Яков Сиверс, принимая в соображение, что гарнизонные школы предназначались лишь для солдатских детей, усомнился в возможности помещения в эти школы дворянских детей; дело дошло до сената, решившего в пользу Ахматовой. Стоит внимания проект Ларина об основании "призрительнаго училища"; как следует из проекта программы преподавания в этом училище, дети должны были обучаться "арифметике, и некоторым частям высших геометрических наук, для лучшего знания сей для промыслов нужной науки", служащей к "счислению и поверению своих дел и имущества, познанию российской торговли разных оныя отраслей, и откуда, куда и как оную производить удобнее, познанию того, как вести купеческия по бухгалтерии книги и счеты"; являясь первообразом коммерческих школ, призрительное училище Ларина вполне определенно устанавливало программу обучения детей, носившего строго практическую, утилитарную цель; проект Ларина, как видно, дополнял относившуюся к детским приютам статью в узаконении о приказах общественного призрения где программа была намечена лишь в общих и неопределенных чертах. Указом от 12 марта 1778 г. разрешалось купцу Ларину устроить "призрительное училище". Наконец, необходимо упомянуть о народных училищах, каковые, не являясь благотворительными учреждениями в тесном смысле этого слова, способствовали поднятию народного образования и, с тем вместе, предупреждению нищеты; развитие же народных школ шло сравнительно успешно: в 1787 г. было 165 народных школ с 11,157 учащимися, в 1796 г. - 316 школ с 17,341 учащимся, число же детей, получивших образование в народных школах, достигало за время с 1781 по 1795 гг. цифры в 164,135 для мальчиков и 12,595 для девочек; 16 .

Значение мер предупредительной благотворительности в деле предупреждения нищеты, достаточно понятно: они составляют в благотворительном вопросе то же, что гигиена в отношении вопроса о сохранении здоровья; во французской литературе известны целые исследования с названием такого именно характера. Не остались эти меры без внимания и Екатерины Великой.

С целью предоставления каждому человеку права свободного выбора производительного труда, указом мануфактур-коллегии, от 17 апреля 1767 г. повелевалось: "ни какое рукомесло и рукоделие, каким городские жители безгрешное пропитание себе промышлять могут, не запрещать". Прилагаются "заботы об уменьшении дороговизны, которая есть первой и опаснейший неприятель благосостояния обществ". Указом от 3 сентября 1762 г. определено "крепкое смотрение и наблюдение иметь" и "невозвышении Москве на товары, а особливо на сено и овес и на всякую провизию цен". Конечно, приводимый указ не составлял новости даже для России: еще Иосиф, в послании к Дмитровскому князю Юрию Ивановичу, во время голода 1812 г. и вздорожания хлеба, советовал, чтобы государь "уставил цену (на хлеб) своим государским веленьем во своем отчестве и оживил люди бедныя". Но при Екатерине необходимость уменьшения покупной стоимости предметов первой необходимости вполне уже сознавалась самим законодателем, тогда как цитированный документ начала XVI века показывает лишь, что представитель духовенства указывал светской власти новый путь благотворительной деятельности. С целью избежать вредных, в смысле повышения цен на товары, перекупок, указом от 23 июня 1784 г. воспрещено покупать оптом привозимые в город сельские продукты, "с самаго разсвета до перваго часа по полудни". Достойно внимания письмо Екатерины II, по поводу вздорожания хлеба, к графу Брюссу, бывшему главокомандующему в С. - Петербурге, от 13 июня 1787 г., между прочим, она писала: "а в Петербурге хлебом торгуют лишь пять или шесть купцов, кои суть из плутов не последние; а стараться надлежит вводить в хлебный торг более купцов, чтоб вывести сей торг из рук перекупщиков". На случай неурожая предписывалось заводить запасные магазины. Восемнадцатым пунктом инструкции Слободской губернии губернатору признавалось необходимым "в каждом войсковом поселении постоить общенародные крепкие амбары, куда сбирать с каждаго жеребья по одному четверику ржи и по одному четверику овса, или ячменя"; дабы "чрез долговременное лежание давний хлеб не гнил", разрешалось "имеющим нужду ссужать оным", причем за ссуду был установлен процент в размере одного гарнца с каждого данного в ссуду четверика. Приведенное распоряжение можно поставить в связь и с некоторыми другими: в "Наставлении экономическим правлениям", от 4 апреля 1771 года, в 5 статье наставления "О предохранении крестьян в случае их оскудения от внезапных несчастных приключений", между прочим, требуется наблюдение, чтобы крестьяне "не остались по крайней мере без нужнаго пропитания" и "по меньшей мере хлебом на посев снабжены были"; в "ордер земским капитанам исправникам" Орловского наместника С.А.Неплюева, по случаю неурожая в 1787 г., значится: "крестьяне, быв владельческие, не получают от своих помещиков к пропитанию споможения, тогда как они имеют хлеб и в житницах, и в скирдах необмолоченный… объявить помещику, чтоб он немедленно выдал потребное число хлеба крестьянам на пропитание,… а когда противу сего будет упорствовать, то при посторонних людях и свидетелях, надлежащее число хлеба взять и отдать нуждающимся на продовольствие и меня в то же время рапортовать". Однако, столь полезная, до полной очевидности, мера, как заведение запасных магазинов, не встречала повсеместного сочувствия населения. Так, Воронежский губернатор Потапов разослал в 1776 г. по Шацкой провинции предложение о заведении магазинов; но "первостатейные и пожиточные "люди, соблюдая свою только частную прибыль "от столь полезнаго учреждения отреклись"; однако запасные магазины постепенно стали вводиться, причем первый пример подала в этом отношении Белоруссия, испытавшая их пользу в 1772 г., а потом этому последовала Псковская губерния, при губернаторе Кречетникове. Внимательность законодателя простиралась до того, что в 1771 г. признана была необходимость заботы о том, "чтобы по воздоровлении и выходе" из больниц "получали люди и одежду новую и на первый случай довольное пропитание"; в настоящее время указанные функции исполняют, как известно, учреждения частной благотворительности - благотворительные учреждения при больницах и, отчасти, дома трудолюбия; указом от 11 мая 1788 г. установлено представление не позже 1 ноября сведений по состоянию урожая, "дабы можно было благовременно подать средства к отвращению скудости в пропитании народном". Не остались также без замечания и так называемые leges sumptuariae, запретительные законы о роскоши: указом от 6 мая 1784 г. Екатерина II сделала распоряжение о "присвоении служащим лицам особых для каждаго наместничества цветов для платья для сокращения роскоши"; 17 . Но самым замечательным распоряжением, имевшим целью предупреждение нищеты, бесспорно является устав благочиния или полицейских, от 8 апреля 1782 г.; статья 119 устава, перечисляя обязанности частного пристава, говорит, что он "доставляет неимущим частное пропитание, старается устроить их к месту, или пропитанию, или прокормлению работою, промыслом, рукоделием или ремеслом", а статья 181 предусматривает необходимость, при обилии ищущих труда, учреждения должности "маклера слуг и рабочих людей", к коему и могли бы обращаться, как имущие труда, так и предоставляющие таковой; из статьи 189 видно, что, при заключении найма посредством сего маклера, последний принимал участие в разрешении недоразумений между обеими вступившими в договор сторонами; любопытна еще статья 184, в силу которой маклер обязывался "иметь двери своего дома отверстыя, и над дверями вывеску, дабы имущие услужения или работы к нему явиться могли для записывания требуемых сведений". Нельзя не признать в институте маклеров, к сожалению не получивших, кажется, широкого распространения, - весьма разумного учреждения; они явились первообразом тех посреднических контор-бюро, о которых поднят вопрос лишь в самое последнее время, но, по-видимому, законоположение о маклерах было слишком теоретично и потому трудно осуществимо.

Таким образом, благотворительно законодательная деятельность Екатерины Великой может быть по всей справедливости названа весьма замечательной. Пусть находились в ее царствование личности, подобные Харьковскому генерал-губернатору Черткову, который, при путешествии императрицы в Крым, издал распоряжение о том, чтобы не было никого "в развращенных и разодранных одеждах, а особливо пьяных и нищих, что соблюсти у крыльца, что пред дворцом, и во всех местах, где собрание народное будет"; пусть находились помещики, скрывавшие убожество крестьянских жилищ размалеванными декорациями; все это так, все это отрицательные примеры деятельности частных лиц, но бесспорно, что Екатерина П знала нищету, заботилась об ее исцелении и в этом видела одно из своих монархических обязанностей. Скажут, быть может, что многие из ее мероприятий не имели тех крупных последствий, на которые можно было рассчитывать; да, это верно; но с другой стороны верно и то, что инициатива почти всех законодательно благотворительных мероприятий Екатерины П исходило от нее самой, и в этом отношении прав герцог де-Линь, сказавший: "много говорят о Петербургском кабинете; я не знаю ни одного, который был бы меньше его размером, - он простирается от одного виска до другаго и от верхней части носа до волос, словом, он весь - в голове Екатерины".

"Человек", по выражению Шамборана, "всегда и везде эксплоатировался человеком, но следует сказать, что народныя массы никогда не имели меньшаго предлога для жалобы на свою социальною долю, чем в наше время"; изречение это, вполне справедливое для настоящей минуты, приложимо в некотором объеме и по отношению к веку Екатерины П

ПРИМЕЧАНИЯ

В соседней Польше также велась борьба в нищенством. По закону Сигизмунда I, от 1219 г., прибывшие в город крестьяне должны были поступить в город услужение, или на какую либо работу, не позже, как в течение трех дней; по закону Яна Альберта должно было определить количество бедных в каждом селении и городе; такие бедные, будучи неспособными к труду, могли просить милостыню; на одежду их накладывался особый штемпель; в случае же нищенства "незаклейменных" нищих, надлежало таковых привлекать к работе по сооружению укреплений против турков и рытью рвов. (Окольский. Исторический очерк призрения бедных в Польше. Варшав. Унив. Извест.; 1878, IV).

Выпись с писцовых книг письма и меры стольника Михаила Феодоровича Самарина да подъячева Михала Русинова (1674 - 1676 гг.); Труд. Ярослав. учен. архив. ком., в 2, 1892 г. Однако даже патриархи отказывали иногда в милостыне: иногда "челобитная старицы Марьицы патриарху Никону о милостыни", где эта "города Воронежа старьица" просит пожаловать ей, "убогой, на милостыню"; на оборотной стороне челобитной помечено: "отказ" (Тр. Ряз. учен. арх. ком. 1890, в IV); но это, конечно, было исключением для XVII века.

Хотя следует относиться к свидетельствам о страннолюбии, даже документальным, с большою осторожностью; по словам М. Р-а, автора статьи "Из быта духовенства в XVIII и в начале XIX века" (Рус. Стар., 1900, № 11), в годовые праздники всяческие подношения властям были необходимы; в книгах же этот расход выводился обыкновенно так: "послано такому то 6 мешков пшеничной муки для приема странных".

Страннолюбие было распространено, как известно, и в Древней Греции

Призрение нищих в России. Никитин (Дет. Пом. 1894, 6)

Исторический взгляд на благотворительность. Герье. (Ib., 1890, 19)

Интересен взгляд Екатерины II на налоги; по ее выражению (Дух Журналов) 1816 г. № 3: "налоги для государства то же, что паруса для корабля; они служат к тому, чтобы скорее и надежнее ввести его в гавань, а не к тому, чтоб завалить его своим бременем, или держать всегда в открытом море, и чтоб наконец потопить его".

Приказы общественного призрения в России. Сафронов (Сын Отечества 1839 г., XII).

Нельзя не припомнить по этому поводу того, что в Риме с посещающих театральные представления не только не брали каких либо денег, не говоря уже об отсутствии налога с этих представлений, но, наоборот, зрителям выдавали за каждое посещение по два обола (это так называемые теорики).

1. Рус. Вест. Совр. лет. 1863 г., №28. Вообще Екатерина II, не вводя прямых налогов в пользу бедных, устанавливала сложную систему косвенных налогов: в пользу приказов общественного призрения обращались, например, штрафные деньги с купцов и мещан, и пошлины с крепостей на корабли и суда (П.С.З., № 16188; обозрение благотв. действ. прик. приз. Жур. Мин. Внутр. Дел, 1854, ч. 9).
2. Ярославль при Елизавете Петровне, Трефолева (Др. и Нов. Рос., 1877, 4). Вообще "колодники" древней Руси содержались на доброхотные пожертвования. В одной из народных картинок (Ровинский, св. стат., читан. во II отд. Имп. Ак. Наук, т 27, № 768) представлена рубленная изба, а в ней сидят два колодника: у одного из них руки в колодниках, ноги прикованы цепью к стулу, а у другого на руках наручники, а ноги в колодниках; на дворе темницы находится третий колодник; два "милостивца" подают милостыню. При запрещении сбора колодниками милостыни они подают челобитные о разрешении таковой: так 2 мая 1704 г. тюремные сидельцы "по делам" просят "пущать в мир против их каторжных сидельцев, чтобы им, бедным, сидя на тюремным двор, голодную смертью не умереть ("Карнович, истор. записка о нищенст. и Воронеж. акты, т.I, стр. 320). Тяжелое же положение, вообще, колодников красноречиво явствует из их челобитной преосвященному Митрофану (Ворон. акты, № 165), где они пишут: "сидим мы на Воронеже в остроге и правят братией на нас влазная и бьют за влазное братья нас на правеж безпрестанно, а влазнова нам заплатить нечем и помираем голодной и холодной смертью".

М. Н. Соколовский

(печатается по: журнал "Вестник благотворительности" (№1) за 1901 г.; издано Институтом проблем гражданского общества в виде брошюры в 2000г.)

Ю. ГОДУНСКИЙ, историк.

Нравственное богатство народа наглядно исчисляется памятниками деяний на общее благо...
В. О. Ключевский

Наука и жизнь // Иллюстрации

Князь Владимир, крестивший Русь, был первым князем, который стремился придать благотворительности организованный характер, отдавая на эти цели монастырям десятую часть княжеских доходов.

И. Репин. "Нищий с сумой". 1879 год.

Впервые на Стоглавом соборе 1551 года Иван IV сказал о необходимости строить в каждом городе богадельни и больницы.

При царе Алексее Михайловиче были созданы специальные приказы, занимавшиеся общественным призрением неимущих.

Петр I решительно взялся за искоренение нищенства. Но царь прекрасно понимал, что одними репрессиями сделать ничего нельзя.

В эпоху Екатерины II приказы общественного призрения, подчинявшиеся непосредственно верховной власти и Сенату, были созданы в 40 из 55 губерний.

Императрица Мария Федоровна, супруга императора Павла I, более тридцати лет руководившая благотворительностью и всеми социальными учреждениями в России, проявила на этом поприще большие организаторские способности.

По инициативе Александра I в 1802 году было создано еще одно благотворительное общество, действовавшее параллельно с обществом Марии Федоровны, - Императорское человеколюбивое общество.

Воспитательный дом, открытый в Москве в 1764 году. Гравюра XVIII века.

Благотворительность, меценатство, милосердие, приют - почти забытые в советское время понятия. Только на исходе ХХ столетия они постепенно стали возвращаться в нашу повседневную жизнь. Давняя традиция благотворения и попечения о нуждающихся, проявлявшаяся в дореволюционной России в многообразных формах, после октября 1917 года была предана остракизму и забвению. Большевики смотрели на модель благотворительности как на буржуазный пережиток и средство обмана трудящихся, стремление спрятать свою эксплуататорскую суть за унизительной "помощью бедным" и тем отвлечь их от классовой борьбы. Прошли десятилетия, и жизнь заставила подумать о возрождении благотворительности в современной России. В немалой степени тому способствовали тяжелейшие испытания, выпавшие на долю россиян в так называемое перестроечное время, когда страна переходила к рыночной экономике и рыночным отношениям. Возрождаемая благотворительность еще не встала крепко на ноги. Но тем интереснее заглянуть в ее истоки.

Как утверждает известный русский историк и писатель XIX века М. П. Погодин, в языческой Руси "заботиться о стариках, недужных и больных было первейшей обязанностью и общей добродетелью славян". Правда, тогда благотворительность (никем не организованная да и не называемая так) носила простейший характер родственной или соседской взаимовыручки и заключалась, главным образом, в кормлении, одевании и приюте наименее защищенных членов своей общины - стариков, одиноких женщин, детей.

Путешественники с Запада, посещавшие в те времена земли восточных славян, отмечают в своих записках, что человеколюбие, сострадательность, стремление разделить горе и беду другого были характерны для наших далеких предков задолго до того, как они в 988 году приняли христианство.

С принятием христианства благотворительность в Древней Руси получает особое направление - "нищелюбия". Народ относился к нищим как к людям, причастным святости, с которыми надо делиться своим достоянием. Раскрывая сущность древнерусского благотворения, крупнейший историк начала XIX века В. О. Ключевский пишет: "Человеколюбие у наших предков было то же, что нищелюбие, и любить ближнего значило прежде всего - накормить голодного, напоить жаждущего, посетить заключенного в темнице... Древняя Русь, - продолжает Ключевский, - понимала и ценила только личную, непосредственную благотворительность, милостыню, подаваемую из рук в руки, притом "отай", тайком не только от стороннего глаза, но и от собственной "шуйцы" (так в древности называли левую руку. - Прим. авт .).

Древнерусский благотворитель считал такое деяние необходимым условием личного нравственного здоровья, да и церковь рассматривала милостыню как религиозный акт, молитву, крестное знамение, способ загладить свои грехи перед Господом. "В рай входят святой милостыней", "Нищий богатым питается, а богатый нищего молитвою спасается" - так говорили в старину.

В годы становления Киевской Руси благотворительность еще не была государственной обязанностью, оставаясь делом исключительно отдельных нищелюбцев и прежде всего князей, которые, как считалось, обязаны заботиться о благосостоянии вверившихся им людей. Князей оценивали не только по государственным делам, но и по их отношению к бедным, больным и престарелым.

Заметной вехой на пути становления благотворения на Руси стало княжение Владимира Святославича, именуемого в народе Крестителем. Князь-христианин, как пишут летописи, велел всякому нищему и убогому приходить на княжий двор, "брать кушанье и питье, и деньги из казны", а дряхлым и больным посылал телеги, груженные хлебом, мясом, рыбой, "овощем разным", медом в бочках и квасом. Именно при нем были построены первые богадельни, больницы и странноприимные дома. В 996 году он издает устав (то есть закон), по которому поручает призрение надзору патриарха и подчиненных ему церковных структур. На содержание монастырей, церквей и организуемых при них благотворительных учреждений этот же устав определяет "десятину", то есть десятую часть княжеских доходов. Немалые деньги!

Радение о страждущих после Владимира становится предметом внимания последующих русских князей - Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха, Александра Невского. Но в годы монгольского нашествия прибежищем для нуждающихся в помощи становится русская православная церковь. Она полностью берет на себя благотворительные функции, пользуясь тем, что татарские ханы (во всяком случае, в первый период своего господства на Руси) уважительно относились к духовенству и освобождали церковь и монастыри от поборов.

И еще долго благотворительность в России была связана с церковью. Внушая людям мысль, что помогать нуждающимся - дело богоугодное, церковь подавала пример такого отношения во времена стихийных бедствий, войн, голода. В неурожайные годы церковь не только спасала голодающих, но по необходимости и давала крестьянам зерно для посева - на этот случай в монастырях хранился своего рода "страховой фонд".

Немалые доходы церквей, монастырей, патриархов и митрополитов предписывалось тратить на прокормление убогих и нищих, поскольку считалось, что "церковное богатство - нищих богатство". При монастырях возникают богадельни, бесплатные больницы и детские приюты. Через церковь, куда передавали свои пожертвования доброхоты, благотворительность осуществлялась вплоть до конца XVII века.

И все же обычай благотворения в форме подаяния милостыни не умалял, а способствовал развитию нищенского промысла и бродяжничества. "Церковные и богадельные люди" стали, по существу, профессиональными нищими, которые населяли целые слободы вокруг церквей и монастырей. Лженищие, всячески избегавшие труда, ходили по миру, увеличивая число праздношатающихся. Выдавая себя за больных и убогих, они "отбирали" тем самым милостыню у истинно нуждающихся. Армия домогающихся подаяния год от года росла.

Впервые заговорил о необходимости создать государственную помощь в России царь Иван Васильевич Грозный. На Стоглавом соборе, который состоялся в 1551 году, он сказал, что в каждом городе должны быть построены богадельни для мужчин и женщин и больницы. Собор, отметивший чрезмерный рост нищенства и тунеядства, высказался за упорядоченность помощи нуждающимся, то есть за организованное призрение. Средства на эти цели должны поступать от частных лиц, а контроль за их расходованием отдавался в руки духовенства и целовальников (так назывались тогда должностные лица).

И тем не менее нищенство в России оставалось серьезной социальной проблемой и на протяжении всего XVII века. Царские власти пытались справиться с ней, развивая государственную благотворительность. Так, в царствование Алексея Михайловича, в 1649 году, было принято "Соборное уложение", где в свод гражданских законов ("Кормчую книгу") вошли статьи об общественном призрении. Создаются специальные приказы, занимающиеся призрением бедных, начинает функционировать приказ, ответственный за строение богаделен. В 1682 году молодой царь Федор Алексеевич строго предписывает собрать в Москве всех нищих, выделить из них действительно нетрудоспособных и поместить в богадельни и госпитали или "раздать" по монастырям, а "здоровым лентяям дать работу".

Решительно взялся за искоренение нищенства Петр I, начав с публикации сурового указа от 30 ноября 1691 года "О забирании нищих, притворяющихся увечными, и о наказании их". "Ленивых прошаков", лукавцев велено было бить батогами и кнутом, водворять к месту жительства, а вновь возвращавшихся к нищенскому промыслу ссылать в дальние сибирские города на каторжные работы. Мера "вразумляющего принуждения" к труду при Петре выглядела как насильственное определение здоровых нищих мужчин для работы в "смирительные дома", а женщин - в "шпингаузы", то есть в прядильные дома.

Указ, датируемый 31 января 1712 года, под страхом жестокого наказания запретил просить милостыню. Особенно непримиримо был настроен Петр к тем, кто ее подавал, считая таких людей "вредными для государства". Нищелюбцам за ослушание назначался штраф - 5 рублей за первое подаяние и 10 за второе.

В петровское время вышло около 20 указов против нищенства. Однако царь прекрасно понимал, что одними репрессиями уничтожить нищенство невозможно. Неслучайно в его царствование появилась программа призрения "сирых и убогих". По примеру европейских стран Петр I велит строить сиротские дома, больницы и дома призрения. Он предписывает помещать неспособных к труду в госпитали, богадельни, выдавать престарелым и инвалидам из казны специальные "кормовые деньги", а состоятельных граждан призывает вкладывать "милостные" средства и продукты непосредственно в богадельни и госпитали. Особенно внимателен царь к изувеченным в войнах солдатам, что вполне объяснимо, если вспомнить активную внешнюю политику Петра I.

Петр пытается вырвать призрение из рук церкви и возложить заботу о нуждающихся на государственные светские структуры: в городах - на губернские и городские магистраты, в деревнях - на помещиков, в свободных землях - на старост или сотских. Центральное управление богоугодными заведениями он сначала сохраняет за Патриаршим и Монастырским приказами, в 1721 году передает его Святейшему Синоду, а в 1724-м - Камер-конторе, то есть финансовому ведомству. Так при Петре I общественное призрение окончательно ушло из ведения духовенства, став предметом государственных забот.

Проведенные Петром преобразования в сфере благотворительности были глубоки и серьезны, но истребить или как-то уменьшить нищенство ему так и не удалось. Объяснить это можно, скорее всего, тем, что антинищенская политика Петра, заложившего начала государственного общественного призрения, велась преимущественно насильственными средствами и пыталась искоренить следствие, а не причины, его порождавшие.

Много сделала для развития системы государственной благотворительности в России Екатерина II. Начнем рассказ об этом с важнейшего законодательного акта ее правления - "Учреждения для управления губерний Российской империи", подготовленного самой Екатериной и принятого 7 ноября 1775 года. Согласно документу, в каждой губернии были созданы приказы общественного призрения - система государственной помощи, осуществлявшая всю социальную политику в стране. Приказы открывали и брали под контроль народные школы, заведения для умалишенных и неизлечимых больных, госпитали, больницы, богадельни, сиротские и смирительные дома.

В екатерининскую эпоху приказы общественного призрения - органы, не зависящие от губернских инстанций и подчинявшиеся непосредственно верховной власти и Сенату, - были созданы в 40 из 55 губерний. Для учреждений, подконтрольных приказам, была разработана своя система источников финансирования: они получали как государственные средства, так и деньги от благотворителей.

Продолжая борьбу с профессиональным нищенством и бродяжничеством, Екатерина II законодательными актами несколько уменьшила суровость репрессивных мер, применявшихся в петровское время. К нищим стали относиться более гуманно и дифференцированно, на них начинают смотреть не только как на злостных ленивцев, но и как на несчастных жертв неблагоприятных условий существования. Поэтому Екатерина II вместо телесных наказаний, практиковавшихся при Петре I, вводит систему принудительного труда и трудового призрения нищих. В 1775 году появились первые работные дома, находящиеся в ведении полиции, для праздношатающихся или занимающихся нищенским промыслом.

Для исцеления же порочных людей Екатерина повелевает открыть смирительные дома с тяжким полутюремным режимом. Помещаемые в них "буйные ленивцы" и лица "непотребного и невоздержанного жития" были постоянно заняты работой, кроме времени на сон и еду. Ленивых предписывалось принуждать, а непослушных наказывать розгами (не более трех ударов за один проступок) или сажать на хлеб и воду на три дня либо в тюрьму на неделю.

При Екатерине II возникает сеть воспитательных домов для детей-сирот и незаконнорожденных ("зазорных") младенцев. В России это стало благотворительной новацией. Первый такой воспитательный дом с госпиталем для бедных рожениц был открыт в 1764 году в Москве как государственное учреждение. Строили этот дом на частные пожертвования (сама Екатерина II выделила из своих средств 100 тысяч рублей и обязалась ежегодно жертвовать еще по 50, а цесаревич Павел - по 20 тысяч). Через шесть лет такой же дом открыли и в Петербурге.

В воспитательные дома принимали подкидышей, детей, рожденных вне брака, а также "законных детей, оставляемых родителями по бедности". Здесь дети росли и получали элементарное общее образование, а с 14-15 лет воспитанников отдавали в обучение ремеслам в мастерские, организованные при самом доме, или же городским ремесленникам. На содержание воспитательных домов шли миллионные суммы.

Появились в екатерининскую эпоху и так называемые сиротские дома, то есть учебные заведения для детей неимущих родителей - купцов, чиновников, канцелярских служащих, мещан и цеховых, - которые "по бедности своей не имели средств устроить детей в какие-либо училища". В сиротские дома принимали мальчиков и девочек в возрасте от 7 до 11 лет. По окончании училища детей распределяли на службу в государственные учреждения, на фабрики, заводы или к разного рода предпринимателям для обучения ремеслам, торговле и прочим полезным занятиям.

При Екатерине II в Москве появились первые всесословные больницы для бедных: Павловская (1764) и Екатерининская с богадельней при ней (1776). В учреждениях, подчиненных приказам общественного призрения, нуждающихся лечили, как правило, бесплатно. В 1779 году в Петербурге, в 1785-м - в Москве, а в 1786-м - в Новгороде открылись дома для душевнобольных. Стремясь предупредить появление новых нищих среди бедного населения, Екатерина распорядилась открывать кредиты и ссудные кассы для испытывающих нужду, а также ремесленные и другие школы, где выходцы из разорившихся семей могли бы получить достойную профессию, чтобы потом самостоятельно зарабатывать на жизнь.

При Екатерине II было положено начало организации "открытого общественного призрения", занимавшегося пенсиями, пособиями, кормовыми деньгами, обеспечением профессией и пр. Оно действовало "вне закрытых благотворительных заведений", то есть гошпиталей, богаделен, инвалидных домов и т.д. Так, например, указ 1781 года обязывал столичный городской магистрат назначить "городского маклера", который должен был раз в неделю вскрывать кру, жки приказа общественного призрения с доброхотными подаяниями и раздавать деньги "бедным, не могущим приобретать работою свое пропитание". Императрица также возлагала на сельские и городские общины и приходы обязанность "прокармливать своих бедных, не допуская их до нищеты".

Лишь во времена правления Екатерины II фактически начались и регулярные взносы жертвователей на строительство благотворительных учреждений, на организацию общественных и частных мест для помощи нуждающимся.

От "нищелюбия" страна постепенно перешла к сравнительно действенным формам и методам складывающейся уже тогда государственной политики социальной помощи сиротам, незаконнорожденным, престарелым, нетрудоспособным, инвалидам и больным.

Дальнейшее развитие системы общественного призрения в России после смерти Екатерины II связано с именем императрицы Марии Федоровны. Указом от 2 мая 1797 года Павел I назначает свою супругу руководительницей всех социальных учреждений. Основанное ею в том же году Ведомство учреждений императрицы Марии преследует "исключительно или преимущественно благотворительные цели" помощи нуждающимся независимо от их сословного происхождения.

Мария Федоровна обнаружила на новом поприще незаурядные организаторские способности. Она умела привлекать к своему делу умных, энергичных, богатых людей. Вверенные ей учреждения процветали и располагали устойчивым финансовым положением - как за счет созданных при них Ссудной и Сохранной казны, так и за счет привлечения частных пожертвований. Неслучайно многие не входящие в Мариинское ведомство благотворительные учреждения, оказавшись в затруднительном материальном положении, обращались с просьбой включить их в ведомство Марии Федоровны. Руководя им чуть более тридцати лет, императрица превратила это ведомство в особую отрасль общественного призрения, народного образования, здравоохранения и социального обеспечения.

При Марии Федоровне и по ее распоряжению строятся новые помещения для сиротских домов и училищ в Петербурге и Москве, открываются благотворительные больницы для бедных, получившие название "Мариинские", наконец, опытные воспитательные дома для глухонемых и слепых детей. Но самыми распространенными благотворительными заведениями, существовавшими до 1917 года, стали заложенные в 1803 году уже вдовствующей императрицей Марией Федоровной вдовьи дома - богадельни для вдов военных и гражданских чиновников. Императрица жертвовала на содержание этих домов огромные личные средства. Ее ведомство курировало и оказывало помощь каждому третьему детскому приюту России.

Слова из завещания Марии Федоровны, приведенные ниже, говорят о многом. Посвятившая себя призрению осиротевших детей, она призывала состоятельных граждан объединить усилия "к сохранению детей, к возбуждению, по мере возможности, чувств материнских, к поданию помощи вдове и сироте, облегчению страждущей нищеты; тогда только мы будем оказывать истинную любовь к ближнему по великому примеру, данному нам Спасителем".

После кончины Марии Федоровны в 1828 году ее ведомство, вплоть до революции, по традиции курировали последующие русские императрицы. К началу XX века в подчинении этого самостоятельного полугосударственного ведомства находилось около 800 учебных и других благотворительных обществ и заведений. В них обучались десятки тысяч детей. В 40 больницах ведомства ежегодно лечились более 40 тысяч больных. В воспитательных домах, приютах и богадельнях находили кров более 60 тысяч человек. Годовой бюджет ведомства к 1900 году достигал 13 миллионов рублей, а финансовое его положение было настолько крепким, что оно смогло в начале XX века субсидировать строительство Вытегорского канала, получившего по имени императрицы название "Мариинская водная система".

Независимо от ведомства, учрежденного императрицей Марией, действовало еще одно крупное благотворительное ведомство, имевшее свои филиалы во многих городах России. Это Императорское Человеколюбивое общество, основанное по инициативе Александра I в 1802 году и взявшее на себя обязанность заботиться об учреждении заведений: "1) для призрения дряхлых, увечных, неизлечимых и вообще к работам неспособных; 2) для доставления неимущим, кои в состоянии работать, приличных упражнений, снабжая их материалами, собирая обработанные ими изделия и сбывая оные в их пользу; 3) для воспитания сирот и детей бедных родителей".

Работу общества регламентировало специально созданное при нем справочное бюро, которое собирало достоверную информацию о действительных размерах бедности, о количестве явно нуждающихся в помощи, о характере необходимой им помощи и о лицах, сделавших из прошений пособий особый промысел. Помимо прочего деятельность бюро "обеспечивала невозможность получения пособий сразу из многих мест без ведома благотворителей, с одной стороны, и получение ее истинно нуждающимися, с другой".

С течением времени функции и возможности Человеколюбивого общества расширялись и в конце XIX - начале XX века оно также превратилось (наряду с Ведомством учреждений императрицы Марии) в некий полугосударственный орган социального призрения и обеспечения, действовавший относительно независимо от властей. В 1912 году в нем насчитывалось 274 благотворительных учреждения. Средства Человеколюбивого общества складывались из частных пожертвований, в том числе императора и его семьи.

Благотворительность представителей царской фамилии в дореволюционной России была знаковым явлением. Царицы, как правило, учреждали благотворительные общества, великие князья и княгини обязательно брали под свое покровительство то или иное богоугодное, благотворительное, учебно-воспитательное или лечебное учреждение.

Подвижничество членов императорской семьи на поприще благотворительности, несомненно, послужило примером для представителей образованной части российского общества. В России действовала разветвленная система частных и сословных благотворительных обществ и заведений. Созданные государственными, общественными, сословными и городскими учреждениями, а также частными лицами, они отличались от двух названных ведомств (императрицы Марии Федоровны и Человеколюбивого общества) тем, что предоставляли помощь, как правило, непосредственно "в своих стенах". Например, сословные общества были основаны на принципах "взаимного вспоможения или самопомощи", когда своеобразные кассы, которые открывали эти общества, служили средством помощи "впавшим в бедность членам кассы, их вдовам и сиротам". Члены этих обществ, принадлежавшие обычно к одному сословию, составляли капитал, собирая ежегодно взносы, предназначенные для оказания финансовой поддержки тем из их среды, кто попал в бедственное положение.

Были и такие благотворительные частные общества, члены которых обычно делали взносы для помощи лицам совершенно посторонним. Иначе говоря, каждая из таких общественных благотворительных организаций подходила к оказанию помощи нуждающимся индивидуально.

С возникновением в 30-х годах XIX века частной организованной благотворительности заканчивается исключительное господство закрытых заведений как формы социальной помощи.

См. в номере на ту же тему

Сегодня, в год славного юбилея 400-летия Дома Романовых, чья история неразрывно связана с историей нашего Отечества и его народов, наше внимание не может не быть обращено на ту огромную роль, которую сыграл Российский Царский и Императорский Дом в становлении и развитии системы благотворительности и призрения в России.

При пожаловании мечей к ордену св. Андрея взимается с кавалера двести пятьдесят рублей… Кавалеры ордена св. Андрея в проездах обязаны посещать места, для народного учения и просвещения установленные, также устроенные для призрения неимущих и болезнями одержимых, исключая военные госпитали, и потом доносить Ее Императорскому Величеству, представляя примечания, в чем потребна помощь или исправление».

Каждый кавалер был обязан дать образование одному или даже нескольким молодым дворянам. Кавалеры были обязаны помогать бедным, вдовам и сиротам, посещать военнопленных и заключенных, выслушивать их жалобы и в торжественные дни подавать милостыню убогим, предпочитая раненых и изувеченных на войне. Каждый месяц один из кавалеров должен был осматривать госпитали и облегчать, чем можно, положение страждущих. Кавалеры ордена св. Андрея могли также посещать тюрьмы, благосклонно выслушивать несчастных и наблюдать, чтобы с ними не поступали слишком строго.

Обязанности кавалерственных дам второго учрежденного Петром Великим ордена - св. Екатерины – состояли в том, чтобы «освобождать одного христианина из порабощения варварского, выкупая за свои собственные деньги. Сверх сего, попечению дам большого креста и кавалерственных дам сего ордена вверено особое заведение для воспитания благородных девиц под именем Училища ордена св. Екатерины, и к обязанности их по сему предмету принадлежит наблюдение за исполнением учреждения, для означенного заведения постановленного».

При дальнейшем развитии орденской системы во всех орденах изначально устанавливался и сохранялся обязательный долг милосердия. «С каждого кавалера ордена св. Александра Невского, - гласит Статут означенного ордена, - при пожаловании его сим орденом взимается единовременно и доставляется в Капитул Орденов на дела богоугодные по четыреста рублей. Из сей суммы двести восемьдесят рублей остаются в ведении Капитула, а остальные обращаются в Государственное Казначейство, в распоряжение Комитета о раненых, ныне Александровский. При пожаловании мечей к сему ордену взимается с пожалованного двести рублей… Кавалерам ордена св. Александра Невского поручаются в призрение и попечение инвалидные дома и все училища». Аналогичные обязанности имели кавалеры и других императорских и царских орденов.

Дело Петра Великого продолжила Великая Екатерина II (1729-1796), которая, вступив на престол, провозгласила: «Призрение бедным и попечение о умножении полезных обществу жителей суть две верховные должности каждого боголюбивого правителя». В то же время, организуя помощь нуждающимся, Императрица помнила сама и напоминала другим, что «подаяние милостыни нищему на улице не может почесться исполнением обязательств правления, долженствующая дать всем гражданам надежное содержание, пищу, приличную одежду и род жизни, здравию человеческому невредящий».

В годы правления Екатерины II Верховная власть стала искать новые подходы к решению вопроса о помощи сиротам и бездомным детям. Готовя Наказ для Уложенной комиссии, Императрица поручила И.И. Бецкому подготовить проект, на основании которого 1 сентября 1763 г. Государыня издала манифест о постройке в Москве воспитательного дома. Создавался не просто воспитательный дом, в котором детей кормили и давали ночлег, а учреждение, где им стремились дать образование и трудовые навыки для достойной жизни в будущем. Екатерина II внимательно следила за практической реализацией своего плана. Сохранились черновики Екатерины Алексеевны, свидетельствующие о том, что она неоднократно возвращалась к разработке учебного плана и программ для воспитательных домов в Москве и Петербурге, а также Смольного института для благородных девиц.

Для всех новых учебных заведений И.И. Бецкой по поручению Императрицы разработал детальные уставы, в которых просветительские идеи в области педагогики воплотились в обязательные нормы. Уставы педагогики переиздавались, чтобы способствовать широкому распространению заложенных в них идей.

Строительство и содержание воспитательных домов происходило за счет частных пожертвований. Вслед за опубликованием манифеста об учреждении в Москве воспитательного дома специальным указом была объявлена подписка на сбор средств от частных лиц. Екатерина II лично внесла в фонд воспитательного дома 100 тысяч рублей.

Торжественная закладка здания состоялась 7 октября 1764 г. в присутствии Императрицы. В 1764 г. в Московский воспитательный дом было принято 523 ребенка (в воспитательные дома принимались дети до 2,5 лет). Вскоре на частые пожертвования в крупных губернских городах - Архангельске, Воронеже, Екатеринбурге, Казани, Киеве, Нижнем Новгороде, Тобольске и других по примеру Москвы также были открыты воспитательные дома. В них «приносимые младенцы» воспитывались только до трех лет, а затем передавались для обучения в Московский воспитательный дом. В 1771 г. в самостоятельное учреждение было преобразовано петербургское отделение Московского воспитательного дома.

Помимо Москвы и Санкт-Петербурга, воспитательные дома появились в Новгороде, Енисейске, Олонце, Киеве, Казани, Вологде, Пензе и других российских городах.

Воспитательные дома имели ряд привилегий для увеличения денежных средств. Они имели право проводить благотворительную лотерею; на их нужды шла четвертая часть сбора от всех публичных городских увеселений; они имели доходы от производства и продажи игральных карт и др.

В 1775 г. по губернской реформе Екатерины II в провинции создаются приказы общественного призрения под предводительством губернатора с участием в их руководстве зажиточных горожан от разных сословий. Приказы должны были следить за функционированием народных школ, больниц, богаделен, сиротских домов, а также учреждений для душевнобольных, смирительных и работных домов. На содержание всех этих заведений Императрица единовременно выделила приказам общественного призрения по 15 тыс. рублей. Далее доход должен был складываться от процентов с этого капитала, а также частных пожертвований, штрафов и пени, взимаемых при судебном разбирательстве и др. Примечательно, что приказы общественного призрения, будучи органами государственной власти, имели право привлекать благотворительные пожертвования. Благотворительные средства поступали и в Смольный институт.

Таким образом, в екатерининское время начал формироваться системный подход к благотворительности. Именно при Екатерине II были заложены Принципы, на которых впоследствии развивались благотворительные учреждения призрения под покровительством Дома Романовых: проявление заботы монаршей власти о подданных путем покровительства благотворительности и личного участия в ней; придание упомянутым учреждениям государственного характера, но исключение их из общей системы государственных органов Империи, и финансирование, как на основе благотворительности, так и с использованием казенных средств.

Дальнейшее развитие этих учреждений связано с именем супруги (с 1801 года - вдовы) Павла I Императрицы Марии Федоровны (1755-1828), создавшей целую систему учреждений призрения, действовавших на благотворительной основе. В 1781 – 1782 гг. Павел Петрович (1754-1801) с Марией Федоровной совершили путешествие в Западную Европу (Вена, Флоренция, Париж и другие города) под именем графа и графини Северных. Знакомство с благотворительными заведениями Европы, в частности воспитательным домом во Флоренции, побудило супругов заняться, после восшествия в 1796 г. Павла I на Престол, широкими благотворительными акциями. Отдельного разговора заслуживает «мальтийский проект» Императора Павла I. Возглавив европейский Мальтийский орден, иначе именуемый орденом госпитальеров и изначально, еще с XI века, занимавшийся именно и в первую очередь содержанием госпиталей и странноприимных домов в Святой земле, Государь хотел сделать это учреждение форпостом общеевропейской борьбы за христианские ценности против безбожия и революции. На кавалеров ордена, помимо прочего, возлагались и весьма серьезные обязанности в области благотворительности.

После мученической кончины императора Павла I, павшего от рук заговорщиков, развитие «мальтийского проекта» было приостановлено и со временем вовсе отменено, ввиду изменения внутренне и внешнеполитических ориентиров.

В это и следующее царствования наибольший вклад в дело монаршей благотворительности внесла супруга Павла Петровича, Императрица Мария Федоровна. Она не только взяла под свое личное руководство и покровительство основанные Екатериной II благотворительные учреждения призрения, но и в дополнение к ним Мария Федоровна создала целый комплекс учебно-воспитательных, медицинских и богаделенных благотворительных учреждений.

Изданным при вступлении Павла Петровича на Престол Учреждением об Императорской Фамилии было в пример рачительного хозяйствования подданным предписано заведение в порядке сельского управления удельными землями богаделен для престарелых и пропитании неиму­щих людей, для больных госпиталей, и для малолетных школ; рав­но и заведение запасных хлебных магазинов. В этом законодательном акте в частности говорилось: «О сих заведениях, поелику основаны они на милосердии к роду человеческому, Экспедиции Уделов все свое внимание должны употребить, дабы порядок, Департаментом Уделов учреждений, в точности был выполняем; и наблюдалось, во-первых, чтоб излиш­ними ненужными людьми, или приставниками, или иными нена­добными издержками не убавлялась и не тратилась сумма, кото­рая бы могла быть употреблена с лучшею пользою; во-вторых, чтоб определенное для богаделен, больниц, школ и в них находящихся, доходило сполна».

И далее: «употреблять старания, дабы жители, провождая время в тру­долюбии, нигде и никогда нищенским образом милостыни не просили; которые же по причине старости, или за крайнею дряхлостию, работою не могут приобретать себе пропитания, таковых содержать родственникам; а за неимением, или за бедностью оных, попечением Приказа построить для жительства их близ церкви ведомства каждого Приказа, под именем богадельни, две избы, одну для женского, адругую для мужеского пола, где и снабдевлять их теплотою, прокормлением и нужною к прикрытию нагости одеж­дой; для каковой издержки иметь при богадельне, за печатью и зам­ком казенного старосты, ящик, и в церквах того Приказа кошелек, в который собирая по праздничным и воскресным дням от добро­хотных дателей, присоединять в оный ящик, и по прошествии каж­дого месяца чинить выписку, чем и содержать оную богадельню; в случае же недостатка добавлять от селения. Для лучшего в сих бо­гадельнях порядка, священники тех церквей главное долженству­ют иметь смотрение, и особливо, чтоб живущие в оных вели себя добропорядочно, и никуда не шатались; буде же бы за всем тем лености ради дерзнул кто ходить по миру за милостиною, о тако­вых доносить Экспедиции Удельной, которая по силе узаконений обязана преподать повеление об отсылке их на казенную работу, дав со своей стороны, кому следует, об оном знать».

Особый акцент в Царствование Павла I делается также на строительстве благотворительных медицинских учреждений. В Учреждении об Императорской Фамилии мы читаем: «Для вящшего о поселянах призрения, сельский Приказ должен… содержать больницы или госпитали для всех ведения того Прика­за обывателей; устроя их вниз по реке, а отнюдь не выше селения, буде можно на высоком месте и свободном воздухе, расположа стро­ение не тесное и не низкое; чтоб больные мужеского пола особо содержаны были от больных женского пола, и чтоб больные при­липчивыми болезнями особливые покои имели.

При каждой такой больнице назначается Лекарь и Подлекарь, знающий Аптекарское искусство, которыми снабдит сам Департа­мент посредством Коллегии Медицинской; и сверх того определить в оные Смотрителей мужеского и женского пола, сколько нужда того потребует, из живущих в богадельнях, или из поселян самих, волею должность сию на себя принять желающих. Расходы, кои для сего заведения будут нужны, с поселян самих должны соби­раться, поелику на собственную их пользу оное устраивается.

Особое ведение сих госпиталей поручается Лекарю, а сельские Приказы обязаны требование его выполнять, коль скоро они со­гласны с генеральными правилами, для госпиталей изданными». Наряду с богадельнями и госпиталями учреждались, как основанные на милосердии к роду человеческому «хлебные магазины» (склады).

Параграф 206 Учреждения предусматривал: «Для отвращения могущего случиться от недорода хлеба недостатка, для собственной их выгоды, при каждом Приказе над­лежит учредить запасный хлебный магазин; и для того:

1. В некотором от селения расстоянии, дабы во время пожар­ного случая никакой опасности подвержены быть не могли, устро­ить те магазины.

2. Поручить их главному начальству приказным выборным; смотрителями за оными определить выбранных от миру старост, испытанных в верности и в добром поведении.

3. Учредить для наполнения сих магазинов ежегодный с посе­лян ведения каждого Приказа хлебный сбор, и расположить оный по количеству земли, каждым владеемой, полагая с каждой деся­тины озимой по полупуду ржи, а с яровой десятины по 10 фунтов овса и толикое же число гречи.

4. Продолжать сей сбор безостановочно, несмотря на количе­ство хлеба, в магазине хранящегося.

5. Дабы от долгого его лежания в амбарах не могло выйти ему порчи, или ущербу, а больше всего для того, чтоб не обратился он к посеву полей в неспособный: тому хлебу, который в амбарах два года пролежал, при начале осени делать продажу, и на деньги за него вырученные покупать толикое же или большее количество но­вого хлеба.

6. Продажу и покупку таковые поручается делать всему сельскому Приказу, с определенными от общества смотрителями.

7. В случае, что продажу делать неудобно, ежели перевозки проданного и покупаемого хлеба для поселян выйти могут в отяго­щение, долг поселян будет в обмене его на собственный их хлеб нового урожая.

8. Хотя заведение сих магазинов заключает в себе помощь для поселян во время неурожайного года, но нужными они быть могут и на то, что по неожиданным случаям, некоторые поселяне иметь будут нужду во временном займе хлеба на посев, а иногда и на соб­ственное свое прокормление: и для того выдачи таковые здесь и назначаются; но с тем, чтоб чинились они: 1. С ведома приказного выборного; 2. Чтоб возвращение оного делалось непременно при первом сборе хлеба с полей; 3. Чтоб выдачу сего в заем хлеба про­изводить не по мере, а с весу, и меньше четырех пуд в заем отпуску не делать.

9. Чтоб всему магазину не только Приказ, но и самые Экспе­диции имели верный счет, и ведали, сколько всего хлеба и наличности, и каких годов, весь ли по положению собран, сколько в зай­мы роздано; розданный в займы, возвращен ли, и исполнен ли промен хранящегося в анбарах хлеба прежних лет, на хлеб урожая но­вого года».

Позднее, Александр I (1777-1825) постоянно законодательно и финансово поддерживал мать, Марию Федоровну, в ее благотворительных начинаниях. Обладая хорошими организаторскими способностями, она сумела привлечь к делу помощи больным, неимущим и детям просвещенных и состоятельных людей. В 1797 г. Мария Федоровна реорганизовала Опекунский совет при Воспитательных домах, в который средства стекались со всей России. В Опекунском совете закладывались и перезакладывались дворянские имения, рудники и фабрики, проценты от которых шли на нужды Ведомства. Канцелярия Императрицы Марии Федоровны превращалась в крупнейшую благотворительную организацию Российской Империи.

Покровительство благотворительности, уже при ее жизни стало для Российского Императорского Дома устойчивой традицией. Благотворение стало необходимым элементом призрения, социальной политики. Это нашло выражение в создании благотворительных ведомств под покровительством Дома Романовых, куда вошли как екатерининские учреждения призрения, так и вновь созданные в конце XVIII - начале XIX в. С этого времени был создан ряд благотворительных ведомств и комитетов, подчинявшихся непосредственно монарху и членам его семьи. При этом участие монархов и членов Династии в благотворении являлось не только выражением их личных качеств, но отражало понимание ими социальных проблем.

Участие членов Династии в работе благотворительных организаций не сводилось к исключительно к представительским функциям. Сам факт Августейшего покровительства над этими заведениями был мощным стимулом привлечения к соработничеству тысяч и тысяч частных благотворителей. Чтобы обеспечивать бесперебойное функционирование и развитие учреждений призрения на основе благотворительности, а также активно вовлекать в нее подданных, власть различными способами поощряла благотворительность. Жертвователи могли рассчитывать на ордена, медали и почетные знаки, на присвоение их имен благотворительным заведениям, целевым капиталам, стипендиям. Лица, жертвовавшие заведениям и обществам Ведомства учреждений Императрицы Марии и Императорского человеколюбивого общества, могли, кроме того, рассчитывать на чины и ведомственные мундиры. Чины и мундиры также предоставлялись тем, кто безвозмездно служил в упомянутых ведомствах. Благотворительная деятельность могла послужить средством к общественному признанию.

Из представителей Императорской Фамилии наиболее значительные пожертвования подведомственным учреждениям были сделаны супругой и вдовой Павла I Марией Федоровной. На 1884 г. её пожертвования исчислялись в 1 241 478 руб. серебром и еще 515 389 руб. ассигнациями. Пожертвования супруги Александра I Елизаветы Алексеевны (1779-1826) по исчислению на 1884 год составили 1 510 597 руб. ассигнациями. Супруга Николая II (1868-1918) Святая Царица Александра Федоровна только Попечительству о домах трудолюбия и работных домах пожертвовала 50 000 руб. на библиотеку и 70 000 руб. на учреждение премий авторам трудов о благотворительности.

Императоры и другие представители мужской половины Дома Романовых также жертвовали учреждениям Императрицы Марии и иным благотворительным заведениям. Больше других пожертвовал Александр I. Начиная с 1816 г. и до конца его правления, Человеколюбивое общество всего получило пожертвований на сумму 1 327 950 руб., из них более 600 000 поступили от имени Императора. В годы правления Николая I Человеколюбивое общество получило пожертвований на сумму 9 606 203 руб. Из них около 7 000 000 составили пожертвования различных обществ, учреждений и частных лиц. Остальные деньги поступили от Царя. При Александре II (1818-1881) Императорскому человеколюбивому обществу были переданы монархом 2 756 466 руб., тогда как всего поступили 15 086 940 руб. От Александра III (1845-1894) поступили 1 167 105 руб., в то время как общая сумма пожертвований составила 21 362 298 руб.

Николай I (1796-1855) даровал Александрийскому сиротскому дому 100 000 руб. ассигнациями, к 1884 г. составлявших 36 516 руб. серебром. Александр II пожертвовал Ведомству детских приютов 70 000 руб. для создания эмеритальной (пенсионной) кассы. Он же даровал Ведомству Императрицы Марии 1 000 000 руб. в память скончавшейся супруги.

Чтобы сегодня составить себе реальное представление о размере этих пожертвований нужно умножить названные суммы на полторы (для начала ХХ века), две, а то и три (для более ранних периодов) тысячи.

Переходим к деяниям императрицы Екатерины II, связанным со сферой благотворительности, грядущей социальной работы. Мы не будем писать о деяниях в качестве государственного политика, укрепившего Российскую империю и расширившего ее пределы. О деятельности графа Потемкина, адмирала Ушакова, фельдмаршала Суворова. О ее переписке с Вольтером и спасении после его смерти знаменитой библиотеки. О назначении президентом Академии замечательной неповторимой Дашковой, о поддержке научных поисков М.В.Ломоносова, о создании Российской Национальной библиотеки, о жестоком обращении с Радищевым, Новиковым, княжной Таракановой, о беспощадном подавлении Пугачевского бунта. (Об этом прекрасно написано в таких книгах, как “Капитанская дочка” Пушкина, “Старинный Петербург” Пыляева, “История Пугачевского бунта” Пушкина, “Фаворит” Пикуля, “Потаенный Радищев” Шторма, зафиксировано в фильме “Емельян Пугачев” Салтыкова и др., в книге И.Бунича “Суворов” и т. д.).

Попытаемся подробно остановиться на благотворительных деяниях Екатерины II.

В частности, Екатерина II значительно смягчила карательную систему по отношению к нищим. В двадцати шести епархиях Российского Государства было учреждено по одной богадельне. Составлены Особые правила о пристройстве безумных. В издании “Учреждения о губерниях” от 7 ноября 1775 г. были отменены особые привилегии Правительствующего Сената в сфере благотворительности, так как до этого, выполняя предначертания Петра I, призрение бедных полностью находилось в компетенции данного социального института и без его определения, особого распоряжения, нельзя было ни одного человека, даже самого нуждающегося, поместить в богадельню.

В то же время, определенная жестокость относительно нищих, бездомных, бродяг в эпоху Екатерины II, берущая свое начало еще от Постановлений Петра I, сохранялась (при соблюдении социальной иерархии). В частности, это выразилось в следующем Постановлении императрицы: предписано нищих не пропускать через заставы, нищих из купечества, праздночинцев, отдать, если они здоровы, на мануфактуры и фабрики, нищих из помещичьих крестьян отдавать в солдаты. Запрещено уличное нищенство; обязанность помещиков и управляющих кормить своих бедных. Предписывается высылка из Москвы празношатающихся; невыдача паспортов нищенствующим.

И в то же время, наряду с этими карательными акциями, перед потомками возникает замечательное по своей гуманной, альтруистической направленности Постановление императрицы Екатерины II об учреждении Вдовьей ссудной и сохранной казны, направленное на спасение женщин любого социального положения, попавших в тяжкие экстремальные обстоятельства.

Бесспорно, крупнейшим делом в сфере благотворительности в период царствования Екатерины Великой было учреждение, вернее открытие двух больших по своим размерам и качеству обслуживания заведений для призрения незаконнорожденных детей. Продолжение, но уже в более совершенном ключе деяний Петра I в этом весьма трагическом вопросе.

Проблема, связанная со строительством заведений для незаконнорожденных детей, воспитательных домов для сирот, подкидышей, жертв жестокого обращения родителей была решена в экономическом, хозяйственном, кадровом (говоря современным языком) аспектах выдающимся филантропом того времени, одним из вельмож, приближенных к императрице, генерал-поручиком М.М.Бецким. В 1763 году по его проекту и за его счет в Москве был основан Воспитательный Дом, который давал не только пищу и кров несчастным детям, но и готовил их к будущей жизни в профессиональном, гражданственном планах.

В Петербурге силами филантропов, в частности Бецким и другими представителями в сфере благотворительности, включая и священнослужителей, был создан своеобразный филиал или отделение Воспитательного Дома, основанного в Москве. В 1780 году, благодаря стараниям большого коллектива энтузиастов (благодетелей и педагогов) данный филиал был преобразован в самостоятельное учреждение.

Крупнейшей организационной мерой в сфере благотворительности было создание императрицей Екатериной II целой системы социальных учреждений (или системы культурных институтов) под общим названием “Приказов общественного призрения”, впоследствии преобразованных в Министерства в эпоху Александра I (внука императрицы). Данные Приказы были открыты в сорока губерниях Российского государства на основании подготовленного Екатериной II и ее советниками в 1775 году “Учреждения о губерниях”.

По этому Закону поручается Приказам по всем губерниям попечение и надзирание об установлении и прочном основании: “народных школ, установление и надзирание сиротских домов для призрения и воспитания сирот мужского и женского пола, оставшихся после родителей без пропитания, установление и надзирание госпиталей, или больниц для излечения больных, установление и надзирание богаделен для мужского и женского пола, убогих, увечных и престарелых, кои пропитания не имеют, установление и надзирание особого дома для неизлечимо больных, кои пропитания не имеют, установление и надзирание дома для сумасшедших, установление и надзирание смирительных домов для обоего же пола людей”.

Каждому Приказу в сфере общественного призрения было выделено императрицей Екатериной II из государственной казны по 15000 рублей.

Было предписано городам, обществам, селениям, частным лицам с помощью займа, принятых подаяний, устраивать от себя (личная инициатива) общеполезные заведения.

Изучая документы той эпохи в аспекте интересующей нас социальной проблемы, нельзя не обратить внимания на Инструкцию, подготовленную императрицей Екатериной II для Коллегии Экономии от 6 июня 1763 года.

Пункт 6 гласит: “Комиссия Духовная, Синод попечение о призрении богаделенных домов и в них содержащихся, если при епархиях устроены будут”.

В Пункте 9 особо выделяется следующая мысль: “обязанность Коллегии Экономии довольство учреждаемых инвалидных домов, смотрение за оными и за содержащимися в них”.

Мы уже писали о Воспитательных Домах, созданных Екатериной II, но сейчас нас интересует документальная, правовая сторона проблемы, ее экономический фундамент, дабы за ним можно было увидеть нравственную, гуманную, общечеловеческую сторону вопроса.

Мы еще раз подчеркиваем, что учреждение Воспитательных Домов Екатериной II, является достойным памятником ее благотворительности.

Читаем Манифест от 1 октября 1763 года и ощущаем его актуальность, значимость, непреходящую нравственную силу, заложенных в него идей, пробивающихся к нам через столетия. Екатерина II, владевшая свободно несколькими европейскими языками, была прекрасным стилистом, драматургом и, в отличие от многих правителей, сама составляла речи, манифесты, послания к народу, важнейшие государственные документы. Итак, перед нами Манифест XVIII столетия, своеобразная программа по социальной работе в предельно сжатом, сконцентрированном виде: “Учреждение об оных домах (призрение бедных. – А.С.), попечение об умножении полезных обществу жителей – суть две верховные власти и добродетели каждого Боголюбивого Владетеля”. Точное обоснование сути Воспитательного Дома дано в проекте генерал-поручика Бецкого: “Воспитательные Дома для приносимых детей с особливым госпиталем сирым и неимущим родительницам”. Причем, данный проект рассматривался тремя тайными советниками, подтверждая этим важность благотворительности в общей системе государственной политики. Государыня подчеркивала, что сие Богоугодное и благочестивое общее государственное учреждение будет навеки под особливым монаршим покровительством и призрением. В то же время, императрица Екатерина II возлагала особенные надежды на евангельскую любовь к ближнему обеспеченных людей и их действенную, материальную поддержку. Исключительно много времени государыня тратила на ряд наставлений, предохранительных мер перед началом эпидемии моровой язвы. Трезво мыслящая, вне религиозного фанатизма, императрица стремилась привить оспу большинству граждан государства. 23 апреля 1772 года императрице Екатерине II и ее сыну была выбита по решению Сената памятная медаль в честь дня привития оспы, состоявшегося 12 октября 1768 года. По тем временам, это был своеобразный нравственный подвиг, связанный с преодолением “Призраков пещеры” (по Ф.Бэкону), воинствующего невежества, устоявшихся стереотипов, типа “наказания за грехи”, посылаемого Богом погрязшему в блуде человечеству. Нельзя не сказать и о скромности Екатерины II, не желающей, чтобы память о ней была увековечена монументами и прочими проявлениями идолопоклонства. Когда в 1767 году дворянство и купечество, собрав пятьдесят две тысячи рублей, пожелало поставить памятник Екатерине II, она ответила весьма достойно, на уровне покровителя христианской благотворительности. Вот эти замечательные слова: “Я лучше желаю воздвигнуть монумент в сердцах подданных своих, нежели на мраморе”. При этом императрица прибавила к данной сумме 150000 рублей из своих сбережений и отправила их на устроение училищ, сиротских домов, богаделен, больниц.

Еще один весьма знаменательный пример в сфере благотворительности: дворянство вместе с вельможами собрало деньги на строительство Триумфальных ворот. Последовала немедленная реакция Екатерины II, совпадающая с ее предшествующими деяниями в сфере благотворительности. Она потребовала отдать деньги в Приказ общественного призрения непосредственно князю Александру Алексеевичу Вяземскому. И была особо выделена следующая фраза: “Волю мою предписываю выполнить”.

Исходя из воззрений российских историков в сфере социальной работы, необходимо сказать, что система призрения, разработанная такими выдающимися императорами, как Петр I и Екатерина II, носила прочный, устойчивый характер, соответствующий жизненным потребностям. При этом данная система, несмотря на трагические диссонансы, была цельной, дававшей определенные, вне риторики и демагогии, ответы на основные и важнейшие вопросы общественного призрения. Наиболее неудачным моментом в сфере благотворительности передовыми людьми общества считалось засилие бюрократизма в области исполнения просьб различных социальных групп и слоев. Причем, считалось, что устранение бюрократических формальных компонентов в деятельности государственного аппарата может привести к резкому спаду активной деятельности прогрессивных сил общества, у них перестанет вырабатываться защитное начало, иммунитет, бойцовское начало в преодолении инертности, косности.

Как ни парадоксально, но в этой концепции есть свое рациональное зерно. Вспомним слова А.С.Пушкина, обращенные к Петру I в поэме “Полтава”: “И за учителей (противника – А.С.) своих заздравный кубок подымает”.

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЕ ОБЩЕСТВА (2-я половина XVIII - начало XX вв.)

Благотворительная деятельность Екатерины II

После эпохи Екатерины II знаменитой вехой в развитии общественного призрения были благотворительные общества и союзы. Среди них особое место занимают Учреждения императрицы Марии Федоровны.

12 ноября 1796 г. императрица Мария Федоровна (супруга Павла I) приняла на себя непосредственное начальствование над Воспитательным обществом благородных девиц и мещанским его отделением. На другой же день после своего назначения императрица пожаловала Обществу в ежегодную выдачу из своей казны по 15 тыс. руб. Сумма эта легла в основание так называемого кассетного капитала. Несмотря на ежегодные из него расходы, капитал этот быстро возрастал и за время управления Марии Федоровны достиг 1,3 млн руб. серебром. 2 мая 1797 г. императрица, сохраняя в своем ведении Воспитательное общество и мещанское училище, приняла по воле государя главное начальствование и над Воспитательными домами, Сохранными казнами и Коммерческим училищем, чем и положила основание Ведомству, впоследствии названному ее именем. Вступив в управление, императрица назначила из своих средств ежегодно по 9 тыс. руб. на содержание грудных младенцев с кормилицами.

Особое внимание Мария Федоровна обратила на Воспитательные дома. За 30 лет из поступивших в них 65 тыс. младенцев в живых осталось 7 тыс. Императрица заключила, что ужасающая смертность детей связана главным образом с теснотой помещения. Для улучшения условий в Санкт-Петербурге государь пожаловал Воспитательному дому обширный особняк графа Разумовского на Мойке. К этому зданию был прикуплен еще соседний дом графа Бобринского. (В этих зданиях Воспитательный дом располагался до 1917 г.) Императрица реорганизовала Опекунский Совет так, чтобы каждый его член “высокого и знатного рода” сверх участия в общем управлении заведовал отдельным учреждением или частью учреждения, причем “без всякого вознаграждения, из любви к Отечеству и человечеству”. Мария Федоровна также заботилась об увеличении доходов Воспитательных домов. Вступив в управление, императрица обнаружила, что кредит Сохранных казен упал, обороты значительно сократились.

Благодаря энергичным мерам, предпринятым императрицей, Сохранные казны быстро оправились, и уже в 1799 г. из их доходов заимообразно была отпущена значительная сумма Государственному казначейству для завершения строительства Вытегорского канала, названного в честь императрицы “Мариинским”. К 1812 г. обороты казен представляли огромную по тому времени сумму в 105 млн руб.

Заботясь об устройстве уже существующих, императрица открывала и новые учебные и благотворительные заведения. К 1802 г. в Петербурге и Москве были открыты женские учебно- воспитательные учреждения им. Св. Екатерины, в 1807 г. основан Павловский военно-сиротский институт, в 1817 г. - Харьковский институт благородных девиц для дочерей дворян и купцов всех гильдий с обучением приходящих девиц за плату и без платы. Причем начальству предписывалось заботиться не только о трудоустройстве выпускниц, в основном гувернантками, разбирать их несогласия с семействами, где они будут жить, печься о выдаче их в замужество, а также ходатайствовать по делам воспитанниц и после выпуска их из заведения. Уставы этих первых учреждений сохранились неизменными до 1913 г.

Императрица заботилась о воспитании дочерей нижних чинов армии и флота. В 1820 и 1823 гг. были открыты два училища для солдатских дочерей полков лейб-гвардии. Для детей нижних чинов морского ведомства в 1826 г. были учреждены училища в Севастополе и Николаеве. Кроме того, в 1806 г. на своей даче в Павловске (близ Санкт-Петербурга) Мария Федоровна на свои средства открыла училище для глухонемых детей обоего пола.

С 1801 г. в ведение императрицы поступила первая по времени учреждения больница императора Павла I, основанная в Москве в 1763 г., когда Павел был еще великим князем. В 1802 г. был открыт новый Воспитательный дом на средства Марии Федоровны в Гатчине.

К числу наиболее значимых учреждений императрицы относятся Вдовьи дома - один в Санкт-Петербурге, другой в Москве (оба существовали до 1913 г.). Дома были открыты в 1803 г. для вдов военных и гражданских чиновников, содержались на доходы Воспитательных домов, т. е. Сохранных казен, и получали от императрицы по 1500 руб. ежегодно. В том же 1803 г. Мария Федоровна основала две больницы для бедных на средства Воспитательных домов (одну в Петербурге, другую в Москве), каждую на 200 кроватей. Впоследствии в память о Марии Федоровне они были наименованы Мариинскими.